Петр молча кивнул.
— А, пардон, Кирочка?
— С этим — все, — признался Петр, опустив
глаза. — Ничего не могу с собой поделать, это моя женщина, хоть режь…
— Да успокойся, глотни коньячку… Кто тебя резать будет,
дурашка? Я? Вот уж нет. Говорю тебе, забирай. В придачу к обещанному гонорару.
Нужно будет только как следует обдумать, устроить это как-то… Ну, у нас еще
пара месяцев впереди, вот разделаемся с настоящими делами и будем думать, как
вас, голубков, соединить.
— Спасибо…
— За что, господи? Все укладывается в старую
поговорочку — на тебе, боже, что мне негоже. И только-то. Ох. да не сверкай ты
на меня так глазами! Ладно, ладно, согласен, что Дульсинея Тобольская — самая
прекрасная дама на свете… Ты и меня пойми, для меня-то Катька — отрезанный
ломоть, а посему сбиваюсь на легкомыслие, для меня-то романтика давно прошла…
Какая там, к черту, Джульетта? Но я за тебя рад. Душа болеть не будет, что
Катька в плохие руки попадет… Прекрасно все устроилось, а? Но ты мне все-таки
выдай, откуда знаешь про «Палача»?
— Она говорила. Знаешь, Паш, ей все это и в самом деле
чертовски не нравится…
— Ах, не нравится… А таскать на лебединой шейке и в
розовых ушках годовую зарплату доброй сотенки бюджетников ей нравится? Икорку
небрежно лопать с золотого ножика ей нравится? В конце-то концов не так уж и
много от нее требовалось — подыграть не всерьез на любительской сцене… Между
прочим, подобные забавы на Западе сексологи прямо-таки рекомендуют, точно тебе
говорю. Пробуждает угасший интерес к партнеру, привносит новые оттенки… Я ведь
не маньяк, Петруччио, ни мальчиков не трахаю, ни первоклассниц. Все согласно
наработкам западных эскулапов, за консультации, между прочим, серьезные денежки
плочены. Ты мне скажи по правде: когда смотрел «Колючку» с «Вегасом», у тебя в
штанах, часом, ничего не торчало? Торчало… Наука, Петя, вещь авторитетная…
— Так что там все-таки с палачом?
— Господи, дался тебе этот «Палач»… — в сердцах бросил
Пашка. — Ну, выходит палач, этакий облом, с голым пузом, в красном, само
собой, колпаке. Берет очаровательную ведьмочку и начинает ее разоблачать, в
пыточный станок запихивать. Помацает немножко, не без этого… только в том-то и
смак, Петруччио, что ты в любой миг можешь действо прервать, и совершенно точно
знаешь, что она твоя и только твоя… Как мужик мужику — здорово возбуждает.
— Палач — это Митька Елагин?
— Ну, а что? Не со стороны же людей звать. Непременно
пойдут разговоры, сколько ни заплати. А Митька, должен тебе сказать, при всех
своих недостатках верный, как собака. Молчок-язычок. Биография у парнишки
суровая, он не в штабах кантовался, как ты, он, по секрету, кучу народу
перерезал от имени государства и по его поручению — и держать язычок за зубами
ох, научили…
— Вот только руки придерживать его не научили, я
смотрю, — не выдержав, бросил-таки Петр.
— Конкретно?
— Не хотел я говорить, но без тебя тут не справиться…
Катя жалуется, он ей не дает прохода. То погладит, то тронет и ведь — на людях,
Паша…
Пашка нахмурился:
— А ты не преувеличиваешь?
Петр двинул к нему бумагу:
— Только что сводку по сплетням принесли. До того
дошло, Паша, что народ стал болтать в полный голос и на каждом углу.
— На каждом углу — это да… — задумчиво протянул Пашка,
читая творчество Андропыча. — Но никак не в полный голос, тут уж дудки, им
еще работенка не надоела…
— Все равно. Надо с этим что-то делать. Катя нервничает.
Я с ним попробовал потолковать, вроде обещал завязать, но кто его знает…
— Не бери в голову, — небрежно оттолкнул сводку
указательным пальнем Пашка. — Ладно… Потолкую с Митяем. меня-то он
послушает. Ну, перевозбудился парнишка, дурь в голову полезла… Урегулируем. Зуб
даю. С этим все, лады?
— Лады, — сказал Петр, успокоившись
окончательно. — Только вот… Что за ерунда получилась с тормозными шлангами
на джипере? Вокруг меня уже крутилась одна рыжая милицейская дама, ей в голову
отчего-то стукнуло, что это было покушение…
— А! — махнул рукой Пашка. — Опять-таки не
бери в голову. Митька и в самом деле малость лопухнулся, не подумали, что я —
человек заметный, а милиция нынче дерганая…
— Хорошо тебе говорить — «лопухнулся». А отдуваться —
мне. Она собирается разнюхивать в конторе…
— Ну и пусть нюхает. Что она вынюхает, сам посуди? Что
можно вынюхать, когда никакого покушения, естественно, и в помине не было?
Покрутится и уйдет.
— Вопросики у нее с нехорошим подтекстом. Она
выстраивает некую конструкцию, где фигурируем я… то есть ты, Елагин и Катя…
— Ты детективы не пишешь? «Конструкция»…
— Точно тебе говорю. Не могу пока понять, куда она
клонит, но эту конструкцию определенно выстраивает.
— Ох, да пусть себе выстраивает, —
пренебрежительно отмахнулся Пашка. — Шить против меня дело она не будет —
нет ни основания, ни, будем циничными, заказа. А все остальное… Во-первых, не
сочти за похвальбу, но братан твой
— один из немногих, кто ни в чем особо грязном не
запачкан. Это факт, Петруччио. Если что и было — исключительно романтические
мелочи романтических времен начала перестройки, по нынешним временам это не то
что не компромат, но и даже не детская шалость… Пустячки, У меня крупный,
честный и серьезный бизнес, Петруччио. Металлы для страны и зарубежья
произвожу, бензином торгую — и, что характерно, не бодяжным, как некоторые,
оборудование делаю для ГЭС, и так далее, и тому подобное… Надеюсь, внимательно
изучил справочку по «Дюрандалю»?
— Ага.
— Ну вот… Во-вторых, против Елагина ничегошеньки не
могут накопать, потому что ничего и нет. В крайнем случае позвонишь нашему
главному менту — в том блокнотике, что я тебе оставил, все данные есть — и,
боже упаси, не настучишь, а попросту мя-агко выразишь недоумение. Чего, мол,
рыжая к твоим верным слугам цепляется? Будь уверен, укоротят. Слышал такой
термин — «градообразующее предприятие»? Ну вот, а твой братец,
Петруччио, — из разряда градообразующих людей. — Он ткнул пальцем за
плечо Петра. — Ордена видишь? «Дружбу» прежний губернатор вручал, а вот
крестик-то Старый Хрен вешал, и ведь не в ЦКБ, в Кремле… Ты на досуге достань
папочку из во-он того шкафа, там найдешь кучу газетных вырезок, все про меня…
Ну, короче, плюнь ты на эту рыжую и разотри. Проехали. — Он плеснул в
стопки коньяку, но аккуратно. по-европейски, на два глотка. — Теперь,
когда покончили и с лирикой, и с шустрыми ментами, займемся настоящим делом.
Тем, ради чего вся комедия и затевалась… Соберись.
— Уже.
— Отлично, — серьезно сказал Пашка, отбросив
всякое ерничество. — Итак, смысл игры… Слышал про Тарбачанскую низменность?
— Пока валялся в больнице, по телевизору пару раз
упоминали…
