Чтобы не нарываться далее на совершенно непонятные
сложности, Петр снова пожал плечами, повернулся спиной и отошел. О такой
реакции Пашка его не предупреждал. Похоже, пробежал меж ними целый табунок
черных кошек…
На веранде танцевали. Петр постоял, все с той же щемящей
тоской глядя, как взлетают Катины распущенные волосы, как она, став совсем юной
и невероятно красивой, раскованно и грациозно отплясывает в такт музыке, словно
колышется на легком ветерке пламя костра. «Пропал ты, подполковник, —
подумал он с волнующей обреченностью, — совсем пропал».
— Павел Иванович?
Он нехотя обернулся. Точно, оба зверя выбежали на ловца…
— Ну пойдем, побеседуем, соколы мои… — сказал он, с
сожалением отворачиваясь от веранды.
Огляделся в поисках подходящего местечка, направился к
дальней беседке у забора из проволочной сетки, ажурному сооруженьицу из тонких
досок, опять-таки в стиле древнерусских теремов. Оба покорно тащились за ним,
однажды показалось даже, что Рыжов тяжко вздохнул.
Петр первым уселся прямо на краешек квадратного низкого
стола, занимавшего всю середину беседки. Вытащил сигареты, с расстановкой
выпустил дым, оглядел их, выжидательно взиравших. «Поциничнее,
понапористее, — наставлял вчера Пашка. — Чтобы ни тени сомнения не
зародилось у ореликов, чтобы чувствовали себя, как глупенькая семиклассница,
когда ее физрук недвусмысленно притиснет к стеночке…»
— Ну что. друзья мои, — сказал Петр. —
Близится великий день?
Оба почти синхронно закивали в том смысле, что да, близится,
Петру в их взорах почудилась прямо-таки собачья преданность. «А ведь Пашка,
похоже, держит этих бобров в кулаке, — подумал он не без гордости. —
Ишь, как уставились, а ведь не пацаны, не дешевые столоначальники».
— В общем, хочу верить, что могу полностью на вас
полагаться, соколы мои,
— произнес он не без металла в голосе. — Прав я,
хочется думать?
Рыжов торопливо закивал. Вальяжный Карсавин пожал плечами:
— Какой может быть разговор, Павел Иванович? — и
несколько вымученно усмехнулся: — Неужели вы сомневались?
— Ну, я не сомневался… — сказал Петр. — Просто в
последнее время по Шантарску бродят разные идиотские слухи — Савельев-де
здорово треснулся башкой об асфальт, сдал и пришел в постыдную слабость… Могу
вас заверить, соколы, что ничего подобного нет. И башкой об асфальт не
трескался, и, что гораздо более важно, прежней хватки ни в коем случае не
утратил…
— Это ж видно… — заискивающе поддакнул Рыжов. — И
я не сомневаюсь, и Олег Викентьевич нисколечко не сомневается… Верно? Вот
видите, Павел Иванович, если вам кто-то что-то нашептал — не верьте вы, бог а
ради, слухам… Мы все сделаем в точности, как было прежде оговорено. Можете на
нас положиться.
— Ну смотрите, мужики… — Петр еще более подпустил
металла в голос: — Давши слово — крепись, а не давши — держись…
— Павел Иванович, — вкрадчиво сказал
Карсавин. — Но мы-то, со своей стороны, можем надеяться на скрупулезное
выполнение… э-э, прежних договоренностей?
— Я вам, по-моему, твердо обещал? — поднял брови
Петр.
— Да, разумеется…
— Тогда к чему экивоки? Как вы ко мне, так и я к нам.
Как только — так сразу… — протянул он многозначительно. — Вы все
выполняете в точности — и я делаю все, что обещал… Ну как, договорились?
Оба закивали.
— Рад, что не пришлось в вас сомневаться… — сказал
Петр, кивнул им и вышел из беседки.
Он был доволен собой. Представления не имея, о чем вообще
идет речь, блестяще провел партию, так, что оба они ни в чем не засомневались,
ничего не просекли, прямо-таки на задних лапках ходили. Смотри-ка, не столь уж
это и трудное дело — закулисные переговоры бизнесменов, финансистов и
чиновников… Интересно, что они должны сделать и что Пашка им в обмен обещал?
Солидные люди, в годах — а оба разве что хвостиками не виляли, исключительно по
причине отсутствия хвостиков…
Музыка на веранде уже не играла. Там в одиночестве стояла
Лара, облокотившись на перила, прихлебывая из высокого бокала. Больше никого в
пределах прямой видимости не наблюдалось.
— А где общество? — непринужденно спросил Петр,
поднимаясь к ней. Вот именно, побольше непринужденности, они же с Пашкой
наверняка знакомы…
— Как обычно, лицезреют ботанические ухищрения Нины
Николаевны, — кивнула Лара в сторону высокой стеклянной теплицы, изнутри
сплошь затянутой до потолка какими-то вьющимися растениями. — Охают и
ахают над цветочками, чтобы сделать приятное хозяйке… — Она допила, поставила
бокал на широкие перила и с дерзкой ухмылочкой балованного ребенка глянула
Петру в глаза. — А вы отчего бродите в одиночестве, господин Савельев? Вид
вроде бы не скучающий…
Он пожал плечами, придумывая подходящую фразу,
непринужденную, светскую. Лара опередила:
— Что, снова?
— Простите?
— Дорогой Павел Иванович, — протянула она с
усмешечкой. — Бога ради, не начинайте. Я согласна, что я — жемчужина, но
никак не согласна быть жемчужиной коллекции…
Он так и не успел сообразить, о чем идет речь, не говоря уж
о том, чтобы ответить. Сзади послышались шаги, на веранду вышел Черский,
остановился в двух шагах от них и, глядя в сторону, безразличным тоном сказал:
— Ларка, погуляй…
— Извините, — улыбнулась она Петру не без
ехидства, спустилась с веранды и направилась к теплице.
— Слушай, Павло, — нехорошо выпятив челюсть,
негромко сказал Черский. — У тебя с памятью что, в самом деле провальчики?
— То есть? — спокойно спросил Петр.
— Я же тебе, по-моему, говорил — если снова начнешь
пускать слюнки возле Ларки… Организм может пострадать.
Несмотря на его неприкрыто агрессивный тон, Петру стало
вдруг смешно — до того происходящее перекликалось с бессмертной кинокомедией.
«Я тебе говорил, доцент, чтобы больше не приходил?», «Я тебе говорил, что с
лестницы спущу?» И в кино, и в жизни никто не подозревал, что имеет дело с
двойником, подменышем…
— Что-то такое помню… — сказал Петр, гадая, во что
конфликт может вылиться.
— А что я с твоей мордой обещал проделать, часом, не
помнишь? — нехорошо прищурился Черский.
«О господи, — подумал Петр без всякого страха, —
угораздило же…»
Он попросту представления не имел, как держался бы в такой
ситуации Пашка. Но сам он никак не хотел позволять, чтобы этот супермен с
красивой проседью держался с ним, словно король дворовой шпаны, решивший
постращать очкарика-вундеркинда со скрипочкой.
— Когда я бегал в школу, была такая поговорочка, —
сказал он спокойно. — «У каждой морды хозяин есть». Не доводилось слышать?
Мы с вами почти одних годочков, уверен, на одном дворовом фольклоре воспитаны…
