— Ежели не для протокола — завидую вашему оптимизму, —
призналась Даша. — В России мы с вами обитаем, милейший Павел Иванович, у
нас все грани размыты, все границы сглажены, сегодня человек — глава
администрации, а завтра он киллера нанимает для конкурента.
— Бросьте. Не в моем случае.
— Иными словами, вы категорически отметаете
причастность к сегодняшнему… событию кого-то из ваших деловых партнеров,
близких знакомых, словом, тех, кого можно назвать «привычным кругом общения»?
— Категорически.
— Так и запишем… А в том, что касаемо личных проблем?
— Простите?
— Скажем откровенно — личная жизнь, — уточнила
Даша. — Не торопитесь сердиться, я всего лишь теоретизирую… Скажем, вы
проявили внимание к некоей особе, а кому-то это ужасно не понравилось и он
весьма своеобразно отреагировал…
«Черский, — вспомнил Петр. — Нет, вздор. Судя но
рассказам Пашки, Черский как раз из серьезных. Из тех, что при нужде посадят на
чердаке высокооплачиваемого профессионала с дорогой снайперкой, а не пошлют
идиота с волыной».
— Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? —
мягко спросила Даша.
— Замкнулся, миль пардон. — сухо ответил Петр. В
конце-то концов, что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручаться
можно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказаться
кавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может,
пистолет раздобыть — без особых проблем, двадцать первый век на дворе.
— Нет, — сказал он. — Ни в чем, что касается
моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…
— А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу
недвусмысленно ссылались на провалы памяти?
— Помнится, мы и этот аспект обговаривали, —
сказал Петр. — Если что-то выпало из памяти — естественно, я не могу этого
вспомнить.
— Но тем не менее вы говорите так уверенно…
— Знаете, я все-таки перенервничал, — ответил
он. — Не каждый день палят в упор… Вообще, насчет провалов в памяти вам бы
следовало поговорить с моим врачом…
— Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…
— Простите?
— А вы не знали? — удивилась Даша. — Нет,
серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича.
Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и,
должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по
затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по
секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.
— Надо же. — сказал Петр с искренним
сожалением. — Хороший был врач, толковый…
— Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не
можете отыскать ничего… намекающего?
— Уж простите, нет.
— Павел Иванович, я произнесу несколько самых
заигранных банальностей, но эти самые ба-нальности тем не менее не стали от
частого употребления чем-то глупым, неправильным.,. Мы будем искать. И не
только мы. Вы — заметный в области человек, начальство, и не только наше, будет
вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы
упорно отказываетесь дать хоть малейший след?
— Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.
— Павел Иванович… — с мягкой, дипломатической укоризной
поморщилась она. — Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не
институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся
бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши
бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот,
кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного
офиса спускается, с него и начнем… Так не бывает, Павел Иванович. У нашего
стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите
дальше список, если угодно. Должны быть основания. Веские и серьезные.
— Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.
— Может, — согласилась Даша. — Но опять-таки,
почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим
похожего в последнее время не случалось.
— Простите великодушно, но я был с вами
откровенным, — сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы. —
Рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно
где-нибудь расписаться?
— Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов
записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила
что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…
— Нет, благодарствуйте, — сказал Петр, пробежав
три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с
заполнением множества бумаг. — Ничего вы не упустили…
Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с
хорошо разыгранным безразличием произнесла:
— Благодарю вас. Павел Иванович. О любых подвижках я
вам тут же сообщу… Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев
рядом с сидевшим
в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:
— Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…
Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом
спросил:
— Где он?
— Кто? — невинно глянул Фомич. — А-а, вы
имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, он еще не вернулся из
столицы.
— Я боюсь в чем-то напортачить, — признался Петр
все тем же шепотом. — Сами видите, какой оборот принимают дела…
— Не беспокоитесь, голубчик, — прошептал лысый
прохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинного
дитяти. — Ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен,
волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.
— Кто это, как вы думаете?
— Представления не имею, Павел Иванович. Может, и в
самом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя,
понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и
бродят… Я вам могу сказать одно: он не может быть замешан ни в чем… э-э, дурно
пахнущем.
— А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том же
роде?
— Глупости, — веско сказал Фомич. — Вздор. Я
бы знал. Дикое стечение обстоятельств…
— Ладно, — сказал Петр, мрачный, как туча. —
Хочу вам верить…
Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную.
Земцов вскочил:
— Я только что говорил с генералом… Они поставят людей
у офиса и будут присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилил
охрану по плану «Броня»…
— Благодарю за службу, — сказал Петр. —
Пойдемте-ка взглянем на комнату…
Он умышленно пропустил Земцова вперед — план здания как-то
стерся в памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.