Импортный газовый револьвер с укороченным дулом, черные
пластмассовые коробочки с прозрачными крышками — газовые патроны, сигнальные,
патроны с резиновыми пулями. Ствол выглядит так, словно его сто лет не брали в
руки, если вообще озаботились хоть раз зарядить и проверить. Правда, полностью
исправен — Петр не удержался, проверил.
Тоненькая стопка деловых бумаг — ничего интересного, счета и
подтверждения каких-то поставок. Лист, на котором Пашкиной рукой небрежно написан
с десяток греческих имен и фамилий: Спи-рос Манолидис, Микис Теодору, Костас
Васили-дис… И так далее. К чему сие, решительно непонятно. Вроде бы у Пашки
были какие-то дела со родиной Гомера…
Синяя коробочка с золотыми сережками — вряд ли это подарок для
Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной
Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не
спрашивать же Фомича…
Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним
обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.
— Павел Иванович, ваша супруга на линии… — прощебетала
Жанна.
— Соединяй.
— Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? —
едва ли не кричала Катя.
Ну вот, то ли доброжелатели с языками без костей, то ли
прорвалось в прессу…
— У меня? — этак недоуменно спросил он. —
Ничего не случилось, с чего ты взяла?
— У нас только об этом и говорят… Что в тебя вчера
стреляли, что было покушение… И молчал!
— Катенька, милая, — проговорил он насколько мог
убедительнее. — Ты же у меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный
телефон? Ну вот…
— Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В
полдевятого утра, в «Горячих новостях»…
«Убивал бы репортеришек», — подумал он. И продолжал
столь же беззаботно:
— Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши
доморощенные?
— Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это
покушение, заказное…
— Катька, я тебя выдеру, — рассмеялся он. —
Все-таки мы уже в том возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж тем
более поднимать панику.
— Что же, врут?
— Ну, не совсем, — рассудительно сказал он. —
Какой-то псих и в самом деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса,
но не в меня, а в воздух. Кажется, наркоман обкурился… Или пугал с пьяных глаз
жену, ревность взыграла. Его быстренько повязали… А дальнейшее — продукт
идиотского усердия наших славных правоохренительных органов и страсть журналюг
к высосанным из пальца сенсациям… Ты сама-то передачу смотрела?
— Нет. Но у нас все говорят…
— Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам… —
засмеялся он с должной искренностью. — Там говорилось исключительно о
выстрелах средь бела дня… Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до
небес…
— Правда? — спросила она, немного успокоившись.
— Ну конечно. Меньше слушай сарафанное радио. Ваши
кумушки тебе наговорят…
— Паша. — сказала она, уже окончательно
успокоившись, судя по ровному голосу. — Я так переволновалась… Подумала,
что вчера вечером ты и в самом деле был какой-то не такой… Напряженный весь…
— Вот что, — сказал он быстро. — Мне сейчас
совершенно нечего делать, я в три минуты организую звоночек тебе на работу со
срочным вызовом в мэрию — и двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как
простые обыватели. Погуляем, мороженого поедим, на теплоходе, который
гостиница, в эту пору всегда половина номеров свободна… А?
— Мне больше всего нравится последний пункт, —
засмеялась она уже вполне спокойно. — Скитаться с собственным мужем по
нумерам — в этом есть что-то возбуждающее. Делай звоночек, жду…
«А ведь это она обо мне беспокоилась! — не без гордости
подумал Петр, запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего
интересного. — Обо мне!»
Глава 4
Налетай, не скупись, покупай живопись…
В штаб-квартире концерна, носившего имечко исторического
меча, уже стали привыкать к новым реалиям, то есть отключившемуся от дел
текущих боссу. Никто не рвался на прием, никто не тряс требовавшими
немедленного решения бумагами. Однако Петр все же добросовестно торчал в
кабинете — ради Пашкиного же блага, чтобы подчиненные не разболтались. Старые
армейские порядки, он давно успел убедиться, пригодны и во множестве случаев из
цивильной жизни. А одно из древнейших установлении военного народа в том и
состоит, что хороший командующий (пусть даже он дни напролет трескает в шатре
винище и заваливает сговорчивых маркитанток) обязан обозначить свое присутствие
в лагере или штабе. Появиться с чрезвычайно деловым видом, рыкнуть на
оплошавшего капрала в неначищенных прохарях, распечь парочку генералов,
озабоченно-деловито похлопать по крупу обозного коня, чиркнуть пальцем по дулу
пушки в поисках пыли — и все, можно бездельничать. Главное, сверху донизу
моментально пронесется по узун-кулаку сигнал тревоги: «Старый хрен появился!»
Если есть толковые полковнички и поручики, дело пойдет по накатанной. Если
господа штаб— и обер-офицеры нерадивы — все равно как-нибудь устроится…
Каждый день он около часа просиживал в кабинете. листая
свежие газеты и лениво ломая голову, куда подевался Пашка. Даже посвященный во
все тайны Косарев его не беспокоил. И потому Петр не на шутку удивился, когда
взмяукнул селектор и Жанна объявила:
— Павел Иванович, к вам Марушкин. Это было произнесено
таким тоном, словно Петр сам должен был отлично знать, что это за Марушкин
такой. Но в том-то и соль, что он понятия не имел… Поколебавшись,
небрежно-вялым тоном переспросил:
— Кто-кто, лапа?
— Марушкин, — настойчиво повторила Жанна. —
Этот, который художник. Вы ж сами ему выдали «золотой» пропуск, вот и проскочил
вахту, без записи и согласования… Принес аж три свертка. Какие будут
распоряжения?
Он лихорадочно прикидывал. «Золотой» пропуск, Петр уже
знал, — здесь привилегия редкостная. Ежели Пашка его выдал, значит,
человечек этот пришел не с пустяками. Облечен личным доверием и все такое
прочее. Не пускать? А вдруг этим что-то в Пашкиных планах серьезно нарушишь?
— Косарев где? — спросил он.
— В «Шантарском кредите». Должен вернуться минут через
сорок. Вы ж говорили, чтобы Марушкина — беспрепятственно…
— А разве я сейчас что-то другое говорю? — хмыкнул
Петр, уже решившись. — Ладно, запускай.
— Охрану не вызывать, чтобы эти свертки проверили? Вы
тогда особо подчеркивали, чтобы я не вздумала… Только вот как мне быть после
вчерашнего… — Она тактично оборвала фразу на полуслове, явно не подыскав
удобного эвфемизма для вчерашней заварушки. — Вообще-то, и так видно, что
там картины, я потрогала…
— Ну, тогда запускай, — повторил Петр.
