Через рамку-то как-то прошел этот неизвестный Марушкин? От
металлоискателя и «золотой» пропуск не избавляет. Значит, металла при нем нет.
А если — шизик с пластиковой взрывчаткой? Нет, но это же определенно Пашкин
доверенный человек. Ладно, станем держать ушки на макушке, не пальцем деланы, в
конце-то концов. По мордасам не разучились щелкать…
Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет непринужденно ввалился
тощий, как жердь, юнец с реденькой окладистой бородкой и жидким хвостиком на
затылке, весь из себя джинсовый, вертлявый, на первый взгляд — совершенно
несерьезный и уж никак не годившийся в деловые партеры матерому шантарскому
негоцианту. Вьюнош волок три больших плоских пакета, довольно громоздких, два в
правой руке, один в шуйце.
Проводив дерзким взглядом Жанну, странный гость как ни в чем
не бывало поинтересовался:
— Пал Иваныч, вы мне эту фемину не одолжите в качестве
натурщицы? Вечеров на пару.
— Самим жрать нечего, — беззлобно хмыкнул Петр, с
интересом разглядывая визитера.
— Понятно, понятно, вопрос снимается… — Загадочный
Марушкин плюхнулся в кресло, вытянул ноги, ловко вытряхнул из пачки сигарету
прямо в рот. — Где-то у вас зажигалочка была? Ага, вот…
Он разбросал руки на широких подлокотниках, задрал голову к
потолку и принялся пыхать сигаретой, не обращая внимания на пачкавший колени
пепел. Петр все еще гадал, какие слова пустить в ход, чтобы не выдать, что
представления не имеет ни о личности гостя, ни о цели его визита.
— Зря вы с Вовкой-халтурщиком связались, —
Марушкин ткнул пальцем куда-то за плечо Петра. Ага, это он на семейный портрет
показывает. — У него одно да потому — Валеджио-Архилеос, Архилеос-Валеджио.
А Архилеос, между прочим, выдумкой не блещет. Читал я его интервью с подробными
иллюстрациями творческой манеры. Он ведь, обормот, вырезает из журналов голых
баб, а потом подрисовывает к ним все эти кольчуги… Сам подробно расписывал
процесс. Ну, а Вовка под него молотит со страшной силой. Я бы вам изобразил в
любом стиле, хошь Дали, хошь товарища Микель-Антона…
Он держался, как человек совершенно свойский. Поразмыслив,
Петр решил перехватить, наконец, инициативу. Он тоже закурил и спросил деловито:
— Ангел мой, ты слышал, что я немного башкой
приложился?
— Весь город говорит.
— Ну вот, — сказал Петр. — Умом я не
подвинулся, вот только стала что-то злить пустая болтовня… Давай о деле. Про
Вовку потом поговорим.
— Опаньки! Елы-палы! — воскликнул Марушкин с видом
уязвленного самолюбия.
— А я что, потрепаться зашел от нечего делать? Вот они,
все три, — он похлопал по одному из прямоугольных пакетов. — И если
вам не понравится, Палваныч, то выписывайте вы себе из столиц Цинандали или
Глазуньева. Только они ж мэтры, они не станут за пятерку душу бессмертную
продавать, это я, сирый и убогий юный талант, на всякие авантюры соглашаюсь,
утешая себя тем, что и великий Бенвенуто не чурался тогдашний уголовный кодекс
то и дело нарушать.
— Ты потише… Бенвенуто, — сказал Петр на всякий
случай. Ему не понравилось упоминание об авантюре и явственные аллюзии насчет
уголовного кодекса.
— А вы что, кабинет не почистили?
— Почистил, почистил. Все равно, соблюдай
благопристойность.
— Есть соблюдать, — шутовски отдал честь странный
юнец. — Будете смотреть, Палваныч?
— Валяй, — кивнул Петр, довольный собой, —
пока что никаких недоразумений не возникло, все шло. как по писаному.
Юнец вскочил, присел на корточки возле пакета, достал
крохотный перочинный ножичек и принялся шустро резать шпагат, которым
прямоугольный предмет был увязан крест-накрест. Петр осторожности ради подошел
вплотную, готовый немедленно двинуть хилому ногой по зубам, если там и в самом
деле что-нибудь вроде бомбы.
Зря беспокоился. В пакете оказалась картина. И во втором. И
в третьем. Прислонив полотна в простых крашеных рамках к креслу, выстроив их в
рядок. юнец отступил на шаг, сложил правую ладонь трубочкой, глянул, словно в
подзорную трубу:
— Работа на пятерочку, Палваныч, оцените… Петр присел
на корточки, присмотрелся. Первая картина, как он после некоторых раздумий
сообразил, изображала букет в вазе, вторая — одинокий цветок на трехцветном
фоне, а у третьей не было ни сюжета, ни осмысленной композиции — попросту
несколько ярких, геометрически правильных пятен на столь же ярком фоне в виде
желтых и розовых треугольников.
Нельзя сказать, что он был в живописи совершеннейшим
профаном, но его стойкий плебейский вкус восхищали лишь совершенно осмысленные,
четко выписанные образы: море и корабли Айвазовского, пейзажи Левитана,
богатыри Васильева. И прочее в том же духе. Во всевозможных «измах» он был не
силен, делая исключение лишь для Рене Магритта, — да и то потому, что у
Магритта все опять-таки было четко прописано. Перед ним же был классический
который-то «изм», оставлявший равнодушным.
— Что это вы лицом нахмурились? — углядел его
реакцию ушлый юноша. — По-моему, получилось отлично. Взгляните.
Он достал из потрепанной пластиковой папочки яркий большой
буклет, не глядя, раскрыл на нужной странице, подсунул Петру под нос. —
Все наличествует. «Ваза», «Орхидея», «Размышление».
Петр перелистал буклет. Так, Юрий Филиппович Панкратов, судя
по датам, скончавшийся в прошлом году. Ну да, на всех трех полотнах значится
«Панкр» с характерным росчерком вместо недостающих букв. Участник выставок в
Париже, Нью-Йорке… Ишь ты, похоже, и в самом деле нешуточный мэтр, полмира
объездил, автор текста употреблял исключительно превосходные степени… Вот она,
«Ваза», вот и остальные две…
— Внимание! — торжественно объявил
Марушкин. — Демонстрирую изнанку.
Он присел, одну за другой перевернул картины изнанкой.
Вот-те нате… С оборотной стороны красовались изображенные в той же манере
цветы, яркие круги, выгнутые, деформированные треугольники и прочая геометрия.
— Пожалте-с! — ликующе возгласил Марушкин. —
В точности, как требовал заказчик. Все замотивировано. Панкратов, когда был еще
молод и нищ, частенько рисовал на холстах с двух сторон. Потому что денег не
хватало, приходилось изворачиваться. Подчеркиваю особо: даты на полотнах полностью
соответствуют прототипам, сиречь оригиналам. Все до единой. Ни с какой стороны
не подкопаешься. Неделю в галерее торчал и с замшелыми панкратоведками точил
лясы.
«Ах, так это подделка?» — наконец осенило Петра. Все к тому…
— Ну посмотрим, посмотрим… — ворчливо прокомментировал
он, притворяясь, будто вдумчиво изучает полотна с обеих сторон. — Надо
сказать, недурственно…
— Ничего себе эпитет! — возмутился
Марушкин. — Всего-то? Я, как конь. старался…
Поняв, что его догадка подтвердилась полностью — но все еще
гадая, что же дальше, — Петр придал себе небрежно-задумчивый вид, пожевал
губами, почесал в затылке:
