— Вы только предупредите Жанну, что пару часов будете
заниматься с бумагами…
Петр, чуточку заинтригованный, так и сделал. Фомич
шустренько засеменил впереди него по широченному чистому коридору, они
спустились этажом ниже, свернули в тупичок, оказались перед железной дверью с
лаконичной табличкой «Спецотдел». Это была единственная дверь из виденных
Петром в «собственном» офисе, где не отыскалось ни замочной скважины, ни
устройства для магнитной карточки — имелся лишь электронный кодовый замок.
Косарев проворно набрал девятизначный код, высветившийся на
узком экранчике, потянул ручку. Быстренько захлопнул дверь за Петром. Они
оказались в небольшой комнатушке без окон, где, правда, стоял стол с двумя
стульями, но выглядели они так, словно ими не пользовались вообще с тех самых
нор, как привезли из магазина. Голые стены, ни единой бумажки, вообще ничего.
— Официально у нас тут хранятся наиболее важные
бумаги, — пояснил Косарев, сразу же направляясь в угол. — А
неофициально…
Он нажал возле плинтуса носком туфли, и в стене отворилась
замаскированная дверь, ведущая на узенькую, слабо освещенную лестничную клетку.
Спокойно пояснил:
— Как в старинном замке, знаете ли. И, между прочим,
оказалось, очень полезное приспособление. Даже Земцов не знает, только ваш
покорный слуга и… Пойдемте? — и первым стал спускаться.
Петр шагал за ним, с любопытством озираясь. Он нисколько не
тревожился — сумел бы в случае чего свернуть шею Фомичу, как курчонку…
Спустились по лестнице, двинулись по узкому туннелю, где едва могли разминуться
два человека. Было душновато и прохладно, над головой чувствовалась некая
вибрация. «Так это ж мы под улицей идем, — догадался Петр. — Точно,
судя но направлению движения, сначала спустились ниже уровня земли, потом
оказались под проезжей частью».
Наконец туннель — столь же слабо освещенный, неуютный —
кончился, уперся в узенькую лестницу, поднимавшуюся к самой обычной двери.
Десяток бетонных ступенек, не более. Косарев обогнал, повернул справа какую-то
железную финтифлюшку, и дверь открылась.
Сделав три шага, Петр оказался в самой обыкновенной
квартире. Подошел к окну, в соответствии с нынешней русской модой для первых
этажей украшенному железными решетками. Откинул занавеску и увидел напротив,
через улицу, монументальное здание «Дюрандаля». Ага, вот они где… Недурно
придумано.
— Как вам это удалось? — не удержался он.
— Пустяки, Павел Иванович. Когда строили здание, рыли
столько канав… Даже рабочие не догадались.
— А вы их потом, случайно, под туннелем не того… не закопали
согласно старинной традиции?
— Павел Иванович! — ужаснулся Косарев.
— Да шучу я. шучу, — усмехнулся Петр. — Даже
Дмитрий Донской, но слухам, своих мастеров, которые ему строили тайные ходы,
потом… нейтрализовал. А ведь считается прогрессивной личностью…
— Пойдемте, — сухо сказал Фомич, у которого с
чувством юмора, Петр давно подметил, обстояло не ахти.
Они вышли из подъезда, не привлекая ничьего внимания — с
какой стати? Сели в стоявший на асфальтовом пятачке красненький «Запорожец».
Косарев пояснил:
— Идеальный вариант. Можно оставлять у подъезда хоть на
неделю, никто и не польстится…
Впрочем, помятый ветеран бежал довольно бодро, судя по
ровному гулу мотора, с ним поработали неплохие механики. Водил Косарев неплохо.
А еще, как очень быстро заметил Петр, неплохо умел проверяться, по всем
правилам, классически. Они минут десять петляли по прилегающим улицам, два раза
сворачивали во дворы, потом, сразу почувствовалось, Фомич убедился в отсутствии
хвоста и целеустремленно погнал куда-то, насколько позволял движок красненькой
табакерки.
Еще через четверть часа патриарх автомобильного племени, чьи
потомки нынче получили право гордо именоваться в России иномарками, свернул в
неширокий проход меж двумя высоченными кирпичными стенами каких-то пакгаузов,
осторожненько, как и подобает автоплебею, прижался к бетонному забору, уступая
дорогу навороченной «тойоте», сделал еще несколько поворотов по грязному узкому
лабиринту — и оказался перед воротами гаража, над которыми была укреплена
неряшливо выполненная вывеска «Авторемонт». Выключив мотор, Косарев кивнул:
— Пойдемте. Держитесь без излишнего панибратства,
по-свойски. Будьте немногословны, как и подобает серьезному человеку, денег у
него, пожалуй что, не меньше, но вы — легальный, а он не вполне…
Петр вошел следом за ним в обширный ангар, освещенный
мигающими лампами дневного света. Не похоже было, чтобы автосервис процветал —
посередине торчала лишь белая «Волга» со снятыми передними крыльями, возле нее,
опершись на дверцу, философски курил черноволосый кучерявый парень. При виде
гостей он всмотрелся, сделал нечто вроде приглашающего жеста и принял прежнюю
позу,
Бережно держа дешевенькую сумку с каким-то угловатым
предметом, Косарев уверенно направился в конец ангара, распахнул обшарпанную
железную дверь.
За ней обнаружилось помещеньице, и в самом деле напоминавшее
контору крохотного автосервиса: груды ржавых запчастей, стопа лысых покрышек в
углу, небольшой столик, заваленный бумагами и вовсе уж мелкими деталюшками.
Из-за стола проворно вскочил мужчина, столь же черноволосый
и кучерявый, как бивший баклуши слесарь, раскинул руки:
— Паша, какая честь скромному заведению! Извини, ничем
не угощаю — ну какой в этой дыре может быть приличный стол? Это уж потом, на
природе… Не обижаешься?
— Да что ты, пустяки какие, — сказал Петр, пожав
протянутую руку.
— Слухи дурацкие ползают, будто у тебя мозги
перевернулись… Я, конечно, не верю: чтобы у тебя? Такие мозги?
— И правильно делаешь, что не веришь, — усмехнулся
Негр. — Сам знаешь, как продвигаются негоции. Похоже это на труды человека
с перевернутыми мозгами?
— Да ни капельки не похоже, Пашенька! — блеснул
великолепными зубами чернявый. — Как же, газеты читаю, телевизор смотрю,
там подробно растолковали про твой проект…
— Ну, не только мой…
— Твой, Паша, твой, не скромничай! Скажи по секрету:
эту соску, Вику Викентьеву, можно позвать на достархан или ты на бедного цыгана
обидишься?
Петр, не без цинизма усмехаясь, глядя ему в глаза, помотал
головой.
— Намек понял, Пашенька! — энергично закивал
цыган. — Идею свою снимаю, как идеологически невыдержанную и где-то даже,
между нами говоря, волюнтаристскую…
— Послушай, Баца… — нетерпеливо начал Косарев.
Цыган, одним неуловимым движением оказавшись рядом с ним,
процедил сквозь зубы:
— Фомич, я когда-нибудь крепко рассержусь… Сколько раз
было говорено? Это для друга Паши я — Баца. А для тебя, твое финансовое
преподобие, я — Петре Георгиевич или господин Чемборяну, выбирай одно из двух,
что твоей душеньке угодно, неволить не стану…
