«Интересно. — подумал Петр. — „Дипломат“ появился
в кабинете уже после того, как Фомич забрал картины».
— С «дипломатом» вышел форменный детектив, —
сказал он самым естественным тоном. — Позвонила какая-то Полина,
потребовала срочной встречи. Я, естественно, приехал — ты про нее ничего не
говорил, мало ли что… А она мне объявила о полном и окончательном разрыве,
кинула под ноги «дипломат», заявив, что не намерена больше держать у себя «мои»
шмотки… Ну, я и забрал. А что оставалось делать? Поставил в заднюю комнатушку,
пока ты на горизонте обозначишься…
— И правильно, — подумав, сказал Пашка. —
Документы там пустяковые, пусть валяются… Фомич потом заберет. Значит, решила
нас бросить, стерва?
— Тебя, братан, — усмехнулся Петр. — Я с ней
единственный раз общался…
— А, какая разница… Ну и хрен с ней. На свете таких
Полин… Ну ладно… Я вынужден констатировать, Петруччио, что ты с заданием
справляешься прекрасно. Благодарность от командования. Держи премию. тут
тысчонка баксов. Да не жеманься ты, тебе еще и Вике интервью давать, и Жанне на
булавки подкинуть надо… В чем, в чем, а в телках недостатка не испытываешь, а?
Скажи братухе спасибо…
— Вот, кстати, — сказал Петр. — Есть еще одна
тема, напрямую, правда, с сексом не связанная, но, я бы сказал, где-то близкая…
Этот снимочек я у тебя в столе нашел. Дома, в кабинете. Чисто случайно, искал
твои ордена для съемок, телевизионщики ж от меня потребовали быть непременно в
орденах… Эт-то как понимать? Катя могла наткнуться…
Пашка рассматривал снимок обнаженной Нади, сидящей на
широком подоконнике в небрежной позе, поворачивал так и этак. К великому
сожалению Петра, наблюдать за выражением лица бра-тельничка было невозможно по
причине бинтов.
Фотографию эту, разумеется, он не в столе нашел, а отложил,
одну-единственную, когда отдавал конверт и негативы Наде. Хотел понаблюдать за
реакцией Пашки, но вот бинтов совершенно не предполагал…
— Ах, вот оно что… — досадливо сказал Пашка. — А
я-то думал, что спалил или выкинул, забыл совсем…
— Откуда это взялось?
— А это ты у соплюшки спроси, — отрезал
Пашка. — Я, знаешь ли, не рискнул. Чтобы не вторгаться в интимные тайны
юного создания. Вот так же, чисто случайно, наткнулся. Хотел поговорить с
Катей, да недосуг было. Я так предполагаю, соплячка себе завела сердечного
дружка — настолько сердечного, что балуются на досуге фотографией. Что
смотришь? Нынешняя молодежь в этом возрасте все университеты прошла… — Он
небрежно скомкал снимок и сунул себе в карман. — А может, и не стоит с
Катькой обсуждать? Еще расстроится, Надьку все равно от этих забав не оттянешь,
раз уж начала где-то на стороне личной жизнью баловаться…
И вновь его голос звучал спокойно и естественно, но Петр
снова чуял фальшь. К тому же имел все основания полагать, что объясняется все
немножко по-другому…
— А как мне с рыжей быть? — спросил он. —
Ведь так и вьется вокруг. Открытым текстом заявляет, что я, по ее мнению, о
чем-то серьезном умалчиваю, со следствием не сотрудничаю, хотя знаю прекрасно,
кто в меня палил, и вообще…
— Да плюнь ты на нее, — сказал Пашка. —
Походит и перестанет. Голубчик наш месяц будет куковать в психушке, следов
никаких, менты к нему и близко не подберутся. В конце концов отправят дело в
архив… Мы с тобой, братан, сейчас на такие высоты вскарабкались, что никаких
рыжих не стоит опасаться. Даже если и почует что-то неладное, нестыковки
какие-то вычислит, все кончится пшиком. К тебе-то у нее никаких претензий нет и
быть не может, и позиция твоя неуязвима. Об этом и не думай, не трать нервные
клетки. Лучше соберись, главное близится. Тот самый великий миг. И все будут
при своем интересе — я, ты, еще куча народу… Ну что, все проблемы обкашляли?
— Да вроде… — добросовестно припомнил Петр. —
Хотя… Вроде бы и говорить об этом неудобно, такие вопросы полагается решать меж
мужиками с глазу на глаз, но я как-никак — ты…
— А что такое?
— Твой Елагин, знаешь ли, оборзел. Пристает к Кате в
открытую. Настолько, что об этом треплется вся контора. Земцов мне принес
сводку слухов и сплетен, и там это — на первом месте…
— Так… — судя по положению головы, сплошного шара из
бинтов, Пашка призадумался. — С одной стороны, парнище мне необходим. С
другой, такое без последствий оставлять никак не годится, тут ты прав,
правильно сделал, что сказал… Сейчас подумаем… А, что тут думать! Сделаем так:
если он еще раз что-то себе позволит, ты его самым официальным образом уволишь.
Приказ издашь, все, как полагается. А потом я его назад возьму, когда вернусь.
Парнишка-то, в принципе, неплохой, работничек полезный, только заигрался
немного по молодости лет, действительность от сцены плохо отличает… В общем,
если что — увольняй. Фомич поспособствует. Пока мною будешь ты, пусть погуляет
вдали от конторы, так даже лучше…
…Спускаясь по лестнице, Петр испытывал странное чувство,
которое он сейчас даже не брался определить однозначно. Эдакая помесь
неудовольствия с беспокойством. Все вроде бы оказалось в порядке, все решено,
все проблемы сняты, но что-то саднило и зудело в глубине души, некое ощущение
неудобства, неправильности, нестыковок…
Во дворе мирно стоял «Запорожец», Косарев возился с мотором
— взглянуть со стороны, простецкий пенсионер, всю жизнь без особых затеи и
запросов оттрубивший слесарем или каким-нибудь бульдозеристом…
— Поехали? — громко сказал Петр.
Фомич едва не стукнулся головой о задранный капот, с
грохотом его захлопнул:
— Напугали…
— Нервишки жалят? — доброжелательно
поинтересовался Петр.
— Тут любой от неожиданности… — огрызнулся Косарев, но
не стал углублять тему, послушно уселся за руль. — На фирму?
— Не совсем, — сказал Петр. — Предварительно
мы заедем еще в одно место, вы подождете, а я на четверть часика исчезну…
— Это куда?
— Фомич… — поморщился Петр с многозначительным
видом. — Я же вам говорил — у нас есть свои секреты… — Он накануне
старательно изучил план Шантарска и потому уверенно сказал: — Отвезете меня на
угол Кутеванова и Западной, высадите там, постоите, пока я не вернусь…
— Как прикажете, — угрюмо отозвался Фомич. И
довольно быстро доставил к указанному месту — карга не соврала, там и в самом
деле оказался заросший скверик с чьим-то потемневшим бюстом посередине. Как
Петр ни приглядывался, опознать неизвестного не удалось, и, поскольку тот не
походил на канонизированные, классические образы великих, являлся, надо
полагать, третьестепенной, чисто местной знаменитостью. Ну и черт с ним…
Карта картой, но ориентироваться на местности — совсем
другое дело. Прежде всего, на плане города не указано, какая сторона улицы
четная, какая, соответственно, — наоборот. И Петр, вылезши из «Запорожца»,
едва не лопухнулся, направился было не в ту сторону, но тут же сделал вид,
будто заинтересовался прессой в киоске. Таращась на цветные фото дорогих шлюх и
дешевых политиканов, украшавших обложки газет и журналов, краем глаза наблюдал
за машиной. Косарев смотрел в его сторону в зеркальце заднего вида, но из
«Запора» предусмотрительно не вылезал. К тому времени Петр, пошарив взглядом
как следует, наконец-то обнаружил четную сторону улицы. Что ж, почти угадал
точку десантирования…
