— Будет сейчас запашок, — пообещал Елагин
многозначительно. — Когда ты у меня обсерешься…
— Павел Иванович! — не выдержал Косарев.
— Митенька, — мягко произнес Пашка. —
Поясните, друг мой, этому нехорошему человеку, редиске этой, что мы оба крайне
возмущены…
Елагин протянул:
— Как писал классик, она схватила ему за рукав и
неоднократно спросила, куда ты девал деньги…
Х-хэсь!!!
Судя по звуку, удар был качественный. Треск стула, шум
падающего тела, изумленный возглас, похожий на заячий писк, И тут же в две
глотки взревели:
— Деньги где, пидер?
— Где «уазик»? — шум несомненного пинка. —
С-сука, потроха выну!
— Деньги где?!
— Не лупай глазками, тварь! Деньги где? Это
продолжалось несколько минут
— возня, азартные пинки, жалкий писк ничего не
понимающего Фомича, рявканье и угрозы, половины которых хватило бы любому
нормальному человеку, чтобы позорным образом описаться.
Потом они то ли утомились, то ли решили, что предварительная
обработка завершена. Слышалось тяжелое дыхание, стоны ушибленного. С шумом
придвинули стул.
— Дай сигаретку, Митя. Спасибо… Фомич, подними харю.
Больше бить не будем… пока. Знаешь, у меня ни слов, ни эмоций не хватает, чтобы
описать твою наглость. Ты на что, собственно говоря, рассчитывал? Честное
слово, не пойму… Дураку было ясно, что следы моментально приведут к тебе.
— Да о чем вы? — взвыл Фомич тоном невинной
девушки, оказавшейся на необитаемом острове в компании дюжины сексуальных
маньяков. — Вы что, рехнулись оба?
— Клиент хамит…
— Митя, стоп! — распорядился Пашка. — Погоди…
Фомич, я о тебе был лучшего мнения… Ты бы хоть легенду какую-то приготовил
заранее, что ли, ложный след…
— Павел Иванович, объясните, наконец, в чем дело!!!
— В «уазике», — сказал Пашка. — Из которого
пару часов назад нашего манекена вытряхнули, обдав предварительно «черемухой».
В том самом месте, куда ты его якобы от моего имени просил приехать, сука
такая. Ты на что рассчитывал?
— Я?! — как и следовало ожидать, возопил Фомич,
уязвленный в самое сердце. — Я?
— Ну не я же, Фомич…
— Обратите внимание, босс, — вмешался
Елагин. — На манекена напали аккурат в том самом месте, где он якобы
оторвался от Фомича, по недавнему заявлению последнего. Вам не кажется, что
совпадение чересчур уж многозначительное? Загодя почву готовил, козел?
— А ведь похоже, Митя, — сказал Пашка. —
Похоже…
— Подождите! — вскричал Фомич. — Объясните
толком…
— Объясним, — ледяным тоном сказал Пашка. —
Собственно, объяснили уже. Ты передал манекену от моего имени, что я прошу
перегнать «уазик» с деньгами на угол Кутеванова и Западной и передать там
неизвестному, который скажет некий пароль… Манекен поехал. Только неизвестный
вместо пароля дал ему по башке, прыснул газом и, пока тот блевал в пыли, угнал
«уазик». Одного я не пойму, Фомич: зачем газом-то прыскать понадобилось? Коли
уж он поверил, и так отдал бы машину…
— Для вящей надежности, надо полагать, — сказал
Елагин.
— Да нет, мне думается, — сказал Пашка. —
Видимо, тут где-то была недоработочка, видимо, манекен наш мог узнать посланца.
Фомич об этом сначала не подумал, а потом спохватился…
«Прекрасно, — подумал Петр. — Начали активно
дополнять дезу собственными догадками. Значит, приняли ее полностью,
заглотнули».
— Точно! — восхищенно охнул Елагин. — Мог
узнать! Значит, раньше его видел наш манекенчик, и достаточно часто… Кто-то с
фирмы, а? Кто с тобой работает, Фомич? И вообще, ты сам на себя работаешь или
кто-то надоумил?
— Вы с ума сошли, оба? Ничего я ему не говорил, никуда
не посылал…
— Митя, поделись добытой информацией…
— Дело в следующем, — сказал Елагин. —
«Уазика» на цыганской стоянке действительно нет. На Кутеванова и в самом деле
поднимали два часа назад с земли опрысканного грязью мужичка, которого якобы
двое щенков освежили газом, чтобы грабануть бумажник…
— Вот видите! При чем тут я?! Двое щенков…
— Фомич, ты глупеешь на глазах, — хохотнул
Пашка. — А вот манекен сохранил кое-какие остатки хитрости, хоть и дурак
дураком. Что он, по-твоему, должен был поведать мирным горожанам и участковому?
Что у него увели машину, в которой лежало триста кило американских денег?
Сообразил придумать насчет юных налетчиков и вульгарного бумажника… Не дурак. А
ты — дурак законченный. От жадности потерял всякое соображение. Ни ложного
следа, ни убедительных отговорок… Будь ты поумнее, позаботился бы о ложных
следах. Будь порешительнее — дал бы команду пристукнуть его к чертовой матери.
А ты… Как был дешевым советским снабженцем, так им и остался.
— Павел Иванович, честное слово…
— Митя!
Звук удара. Оханье. Пашка невозмутимо продолжал:
— Не произноси при мне, козел, «честное слово».
Договорились? И вообще, хватит толочь воду в ступе. Либо ты честно
выкладываешь, куда дел деньги и кто с тобой был в игре, либо сейчас начнется
такое, о чем ты и в документальных книжках про гестапо не прочтешь. Рот,
конечно, заткнем, да и услышит кто-нибудь — не велика беда. В этих бараках по
три белых горячки на день случается, не считая бытовых драк. Народ тут простой,
бесхитростный, на вопли за стеной особого внимания не обращает, в чужие дела не
лезет, а в милицию звонить не приучен сызмальства…
— Яйца ведь отрежу, сука, — грозно пообещал
Елагин. — В несколько приемов.
— Ребята… господа… товарищи… — лепетал Фомич. —
Чем угодно клянусь, это какой-то поклеп…
— И кто ж его на тебя возвел?
— Он…
— Манекен?
— Вот именно… Я раньше не рассказывал… Он шутил,
говорил, что шарахнет по голове и угонит «уазик»…
— Вздор, — заключил Елагин. — Если бы
собирался, не стал бы с тобой на эту тему шутить, это азбука… Кто шутит — не
собирается, а кто собирается — не шутит…
— Возможно, сначала он и не собирался, а потом-то решил
всерьез…
— И подставил тебя, невинное наше дитятко?
— Конечно!
— И сам себя газом облил?
— Почему бы и нет?
— И раздвоился? Один он лежал и блевал, а второй он
угнал машину?! Фомич, ты сам-то хоть чувствуешь, какую чушь несешь? Ну,
поразмысли спокойненько над всем, что только что болтал…
— Почему бы и нет? — повторил Фомич.
— Почему? — спокойно сказал Пашка. — Я тебе
сейчас объясню, почему то, что говорит манекен, представляется крайне
убедительным, а вот то, что несешь ты — бредом собачьим. Наш манекен не мог все
это провернуть даже не потому, что перед нами — туповатый отставной офицеришка,
штабная крыса. Не мог он спереть деньги по другой, гораздо более весомой
причине. Он здесь чужой. Я все тщательно перепроверил, прежде чем запускать
операцию. Последний раз он был в Шантарске одиннадцать лет назад, и то — пару
дней. Знакомых у него здесь нет и не было совершенно, если не считать меня. Он
чужой, он не отсюда. Для него это — абсолютно чужой город. Это раз. Все
наблюдения за ним, пока он исполнял роль меня, свидетельствуют, что он ни о чем
не подозревает до сих пор. Не знает, какая ему роль отводится, чем все
кончится. Это два. Он все это время был на глазах. Новых знакомств не заводил,
ни с кем левым не встречался. Жил чужаком. Это три. Хорошо… Предположим, ему и
в самом деле помутила разум сумма. И наш болван решил захапать денежки. Но
объясни ты мне, каким чудом ему удалось все провернуть? Кто ему дал код замка в
«спецотделе»? Как он ухитрился, будучи на глазах, найти себе помощника? Где с
ним встречался? Когда договаривались? Где «уазик»? Он был под колпаком…
