Кислая тухлятина сгоревшего пороха залепила ноздри. Пашка,
невыносимо медленно кренясь вправо, невыносимо долго падал со стула — с
застывшим на лице яростным азартом карточного игрока, с зажатым в руке
портсигаром, чей торец откинулся, открыв три черных дыры, и две из них легонько
дымились…
Потом он упал, растянулся во всю длину, нелепо откинув руку.
Петр нагнулся, вынул из слабо шевелившейся ладони портсигар с секретом,
покрутил, понюхал. Слыхивал о подобных шпионских штучках, но в руках не держал
никогда, только в музее видел. В том, где посторонних не бывает…
Оглянулся на Надю, близкую к истерике, аккуратно положив на
стол портсигар, подошел к ней и по испытанному методу нацелился угостить в
целях профилактики хорошей оплеухой, но она опередила, кинулась на шею,
прижалась, ища защиты и поддержки, сотрясаясь от плача. Петр прижал ее к себе,
стоял и молчал, совершенно не представляя, что тут можно сказать.
Когда она немного притихла, поднял ее голову и заглянул в
заплаканное личико:
— Приведи себя в порядок. Нужно уходить. И не смотри ты
туда, нет там ничего интересного…
Они лежали почти рядом — супермен Митька Елагин и
неузнаваемый родной братец, хитрован и комбинатор, светлая головушка, сволочь
поганая. Никаких философских сентенций не приходило в голову, да и не было в них
нужды, откровенно говоря меж взрослыми людьми.
— Иди умойся, — повторил он мягко. — Когда
вернемся домой, ты должна выглядеть так, словно ничего не случилось. Понятно,
беззаботное юное существо? Я пока разберусь тут с отпечатками… — Он наклонился,
поднял ножны от кортика.
— А потом?
— А потом все будет нормально, — сказал Петр,
ничуть не лукавя, сам веря в то, что говорил. — Павел Иванович Савельев
жив-здоров. Дома его ждет любимая жена… и юная падчерица, с которой у него
отношения сложные, но, будем верить, все же поправимые. Есть у тебя возражения
против такого расклада?
Девчонка подняла голову, заглянула ему в лицо и помотала
головой. Облегченно вздохнув, он подтолкнул ее к ванной:
— Вот и прекрасно. Быстренько приведи себя в порядок…
Стоя посреди комнаты, прикрыв глаза, чувствовал, как уходит
нечеловеческое напряжение.
«Авель, где брат твой Каин?» — «Я не сторож брату моему».
Что сказал бы господь Авелю, завершись та давняя история
иначе?
Все не так просто, конечно. Будут сложности, и немалые. Но в
его жизни есть теперь кое-что, вдохновляющее на борьбу с любыми сложностями,
точнее, кое-кто.
Я не сторож брату моему Каину…
