– Поздравляю, – наконец изрек он.
– Спасибо.
– Ну, рассказывай. Что такого противозаконного ты
совершила? Протаранила героином скорый поезд Душанбе – Москва? Ограбила
Резервный банк Соединенных Штатов? Или насовала какому-нибудь Сергею
Эйзенштейну тумаков возле сортира?
– Все было в рамках приличий, уверяю тебя.
– Да ладно тебе… Рамки приличий – не для нашего гения.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Скоро поймешь, – туманно пообещал дядя Федор. –
Кстати, как он тебе?
– Ушлый мужичок.
– Ты просто не въехала в тему. А в общем, я тебя
недооценил, старуха, каюсь. Предлагаю выпить вечерулькой за процветание
отечественного кинематографа. Ты как?
– У меня дела. – Я впервые за утро подумала о Серьге.
Его еще нужно подготовить к моему новому роду деятельности.
– Ну, смотри. Если что – я всегда к твоим услугам.
– Я учту.
Дядя Федор был ценным приобретением. Во всяком случае, из
него можно многое вытянуть и о Братны, и о съемочной группе. А в том, что эта
группа не похожа ни на одну другую, у меня не было никаких сомнений.
– Ну, тогда пошли развлекаться.
– Ты о чем?
– О пробах, о чем же еще. – Ноздри дяди Федора
завибрировали, как у скаковой лошади. – Это зрелище не для слабонервных, должен
тебе сказать. Получишь массу удовольствия. Я бы за такие представления деньги
брал, честное слово! По триста баксов с рыла.
– Почему триста?
– Ну, пятьсот…
Пока мы мило беседовали, появился оператор. Это был Серега
Волошко, его я знала еще по ВГИКу. Последний раз я видела его в переходе на
“Киевской” полтора года назад; тогда меня звали совсем по-другому, я была
безобидной, отошедшей от профессиональных обязанностей сценаристкой, и за мной
не тянулся шлейф многих смертей. Серега ничуть не изменился, только седины в
волосах стало заметно больше – в этом мы могли с ним посоревноваться… Он все
так же носил хохляцкие усы и джинсы в обтяжку. Эти джинсы были главным оружием
Сереги в борьбе за зазевавшихся самок, ему даже не нужно было тратиться на
цветы, мексиканский ресторан и колготки с лайкрой. В промежутках между
многочисленными романами Волошко снимал совсем неплохое кино, он был настоящим
профессионалом. Слава Богу, хоть кто-то в съемочной группе Братны имеет
отношение к кинематографу!..
Ровно в одиннадцать начались пробы – шалопай режиссер
оказался весьма пунктуальным человеком. В свое время я уже была на пробах к
нескольким фильмам. Прячась за спинами осветителей, я пересмотрела все
увядающие орхидеи и жизнерадостные кактусы отечественного кинематографа, я
могла точно сказать, кто из старлеток сделает карьеру в кино, а кто сойдет с
дистанции после первой же роли. Я пересчитала все морщины на лицах у прим и
всех любовниц на коленях у премьеров. Но то, что происходило в павильоне
сейчас, мало напоминало раз и навсегда заведенный ритуал: даже из него Братны
умудрился соорудить высококлассное шоу. Всем актерам-соискателям, вне
зависимости от звездного статуса, отводилась роль жалких статистов: Братны сам
подыгрывал им и беззастенчиво тянул одеяло на себя. Первым посыпался брутальный
красавчик Ким Сартаков, мега-звезда отечественного кино, секс-символ домашних
хозяек и агентов по торговле недвижимостью. Вот уже несколько лет он
небезуспешно косил под чуть оплывшего Антонио Бандераса, мелькал на всех
светских раутах и был бесспорным кандидатом на главную мужскую роль (об этом
шепнул мне всезнающий Бубякин). Сартакову нельзя было отказать в таланте, он честно
заработал свой статус “лучшей мошонки страны”, но рядом с лукавым Братны вдруг
неожиданно померк и потерял большую часть своей привлекательности. Даже его
холеная трехдневная щетина стала выглядеть отталкивающе, чисто вымытые волосы
мгновенно потускнели, а от волевого подбородка запахло чванливой мужской
глупостью. Не так-то ты и хорош, друг мой, нужно очень хорошо подумать, прежде
чем лечь с тобой в постель… Скорее всего Братны сам писал тексты для кинопроб
(диалогами из сценария здесь и не пахло) – только из желания подставить актера,
вытащить из него то, что сам он хотел бы скрыть, навсегда похоронить в душе. Я
терпеть не могла Кима Сартакова, но сейчас даже пожалела его: он понимал –
происходит что-то странное, что-то безжалостно разрушающее его имидж. Он
понимал это, но сделать ничего не мог. Да Братны и не позволил бы ему ничего
сделать: на съемочной площадке все решал режиссер. Эта режиссерская экзекуция и
была зрелищем не для слабонервных, как выразился дядя Федор.
Этак ты всю гильдию киноактеров сделаешь своими врагами,
Анджей Братны, с неожиданной нежностью подумала я, ни одна заслуженная тварь не
согласится с тобой работать: слухи о режиссерах-экстремистах распространяются в
кинематографической среде с быстротой молнии. А если ты и дальше будешь
продолжать в том же духе – они скинутся и наймут киллера по сходной цене, с них
станется – актеры, как и женщины, ненавидят быть отвергнутыми…
С главной ролью у молодого культового режиссера Сартаков
пролетел, это стало ясно всем, и прежде всего – самому Киму. Затаив ненависть в
глазах, герой-любовничек пробкой вылетел из павильона, можно только
представить, в каких красках он опишет чудовище Анджея Братны.
…Спустя три часа участь Сартакова разделили все соискатели:
признанные секс-символы, признанные интеллектуалы, признанные социальные герои,
признанные резонеры, признанные трагики и комики. Все они (в паре с Братны)
исполнили перед камерой диковинный мужской стриптиз и потерпели фиаско. С
громким стуком выпал из обоймы даже вездесущий тусовщик-многостаночник
актер-режиссер-сценарист-драматург-шоумен Иван Родной, такой же вечный бич
телевизионного экрана, как и музыкальная заставка программы “Время”. Съемочная
группа – этот маленький, но дружный круг заговорщиков – во всем подыгрывала
своему отцу и учителю, по очереди отходя за бутафорские колонны, чтобы вволю
поржать – Не знала, что вы снимаете комедию, – сказала я дяде Федору.
– Какая комедия, ты с ума сошла! – неуверенно ответил
он. – Экзистенциальная драма из прошлой жизни. Почти Жан-Поль Сартр.
– А-а… Тогда почему он так бесчинствует?
– Никого подходящего найти не может, вот и изгаляется.
У Анджея ведь просто – или стопроцентное попадание, или отдыхай на пролетарском
курорте Сочи.
…Он появился последним, этот ничем не примечательный
мальчик. Скорее типаж, чем актер. Но что-то неуловимо изменилось в самом
воздухе павильона: я поняла, что Братны нашел своего актера. Это было почти
неприличной, почти вызывающей любовью с первого взгляда. Главный оператор
Серега Волошко, который, как верный пес, следил за малейшими изменениями в
Братны, подобрался. Осветители засуетились возле софитов; дурнушка Муза
судорожно искала что-то в ворохе разрозненных листов сценария – им нужно отдать
должное, они действуют слаженно, когда это необходимо их тирану-режиссеру –
почти симфонический оркестр под управлением Юрия Темирканова, каждый инструмент
на месте. И скрипочки вовремя вступают в тему.
