"Очень нетипичное орудие преступления…” “Женщина
никогда не будет убивать шилом…"
"А если она – дочь сапожника?” – неудачно пошутил в ту
ночь Кравчук.
Дочь сапожника – термин вполне опереточный, годящийся для
одноактового балета-миниатюры. Но вот тетя сапожника… Тетя сапожника – вполне
реальный персонаж. Вполне реальный персонаж, занявший место другого персонажа…
Я вспомнила кровоточащую, неистовую ненависть, которую питала Бергман к
Александровой, – эта ненависть может заставить пойти на все…
Абсурд.
– Почему же абсурд? – обиделась Новотоцкая. – Мне это
не кажется абсурдом.
Черт возьми, я, кажется, начала разговаривать сама с собой,
не хватало только, чтобы сценаристка Братны вот так, походя, возненавидела
меня.
– Нет-нет, это вовсе не касается того, о чем вы
говорили, – поспешила реабилитироваться я, – по-моему, это довольно неожиданный
взгляд на мир….
– Можно кое о чем спросить вас? – Круглое, как луна,
лицо Ксении нависло надо мной, она прижалась жаркими водочными губами к моему
уху.
– Да, конечно.
– Чем вы приманиваете такие молоденькие, такие
аппетитные яички? – скабрезно хихикнув, прошептала Новотоцкая, имея в виду
Митяя. – Он же глаз с вас не сводит.
– А вы? – точно так же хихикнув, прошептала я, имея в
виду всех опущенных толстой сценаристкой ассистентов сразу.
– Я их интригую.
Это ты-то? Я с сомнением осмотрела тумбообразную фигуру
Новотоцкой, ее угрожающих размеров бюст и толстые пальцы, унизанные такими же
толстыми серебряными кольцами. Ей хочется немедленно наврать мне о своем
фантастическом сексуальном опыте – хроническая болезнь корректоров отдела
художественной литературы.
– И каким же образом?
– Полным несоответствием того, что я делаю, и себя
самой. Я могу украсить банальный трах любым потоком самых возвышенных
ассоциаций. Я могу сравнить грудь женщину с жареным арахисом, а мужской пах с
кофейными зернами – и все сойдет мне с рук. Я же писатель. И со мной спят как с
писателем, а не как с женщиной… Потому что женщина я никакая, сами видите… А
все ищут – и во мне и в себе – и этот самый пресловутый арахис, и кофейные
зерна.
Мать твою, выругалась я про себя, ты опять за свое, теперь
это похоже на участие в программе “Про это”, то-то радости будет Елене Ханге,
всем ее дружкам-сексологам и публике в зале. Нужно уносить ноги – подальше от
внезапных знаменитостей.
– Вы удивительная женщина, – промямлила я. Это было
именно то, чего она добивалась.
– А ваш друг как думает?
– А мой друг думает, что самая удивительная женщина –
я. Правда, милый?
Митяй обхватил руками голову: глаза бы мои вас не видели,
шлюхи, эксгибиционистки проклятые.
– Нам пора, Ксения. Всего доброго.
– Вы не останетесь, молодой человек? – спросила Ксения
Митяя. Она еще пыталась заигрывать с ним! Хотя почему бы и нет, у нее отличная
кожа, обаятельная улыбка отошедшей от дел бандерши и полное отсутствие всяких
комплексов…
– Оставайся, милый, узнаешь много нового о кофейных
зернах. Тем более ты так любишь кофе…
Только теперь я поняла, как опостылел мне павильон, как
опостылели мне съемки и сабантуи после смены. Невозможно делать вид, что ничего
не произошло, так я долго не продержусь. В куче шмоток я отыскала свое
пальтишко, но надеть его не успела. Кто-то молча вынул его из моих рук.
– Давай помогу.
Митяй, какая галантность, надо же.
– Какая галантность, надо же, Митяй! Чему обязана
внезапно вспыхнувшим чувством?
– Ничему. Судя по всему, ты не самый клинический
случай.
– Это верно. В этой кунсткамере есть более устрашающие
экспонаты.
Митяй помог мне надеть пальто, и я машинально сунула руки в
карманы. И тотчас же нащупала пачку “Жигана”. Надо же, приятная неожиданность,
я почему-то думала, что сигареты у меня кончились. В пачке болталась
одна-единственная сигарета. Я достала ее и уже подумывала смять пачку и
швырнуть ее в ящик, приспособленный специально для мусора, но так и не сделала
этого.
На пачке было что-то написано – шариковой ручкой, крупными
печатными буквами, отстоящими друг от друга на приличном расстоянии. Я прочла
надпись на сигаретной пачке дважды – и только тогда до меня дошел ее смысл. “Я
ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО? ЭТО НЕЧЕСТНО. ЭТО НЕ ПО
ПРАВИЛАМ. ЕСЛИ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ
МЕНЯТЬ ПРАВИЛА”.
Черт.
Черт, черт, черт. Вот оно и началось.
Почувствовав слабость в коленях, я села прямо на сваленные в
кучу вещи. Нужно успокоиться, нужно взять себя в руки. “Я знаю, что вы знаете”
– это касается старой актрисы. “Зачем вы скрыли то, что произошло?” – это
касается убийства старой актрисы. “Это нечестно” – Господи, конечно, это
нечестно, это самая настоящая подлость, и я позволила себя в эту подлость
втянуть, я позволила остаться безнаказанным не только убийце, но и тем, кому
наплевать на убитую… “Это не по правилам” – да, это не по правилам, моралью и
состраданием здесь даже не пахнет… “Это ничего не изменит” – в моем случае, может
быть. Я все равно приговорена. Я стала забывать об этом только в последнее
время.
Я старалась не думать о том, кто написал записку. Да еще так
экстравагантно ее передал. Она была написана – вот и все, все остальное не
имеет значения. Теперь я помнила точно, что никакой сигаретной пачки в моем
кармане не было, только немного мелочи и ключи от квартиры, которые я забыла
отдать Серьге.
Нужно обязательно отдать ключи.
Господи, о чем я только думаю? Сначала нужно найти Кравчука
и показать ему записку. Хотя теперь, когда исчезновение старухи разыграно как
по нотам (как же им все-таки удалось ввести всех в заблуждение?), когда в
районном отделении лежит заявление об исчезновении актрисы Александровой, –
поздно давать задний ход. А то, что еще можно сделать, выглядит теперь
надругательством над мертвыми.
– Тебе плохо? – спросил Митяй без капли участия в
голосе. – Я же говорил, не нажирайся.
– Все в порядке. – Я все-таки прикурила злосчастную
сигарету, интересно, куда делись все остальные? Должно быть, человек, писавший
записку, оставил их себе. Интересно было бы на него посмотреть…
– Ну что, едем? – Господи, как ему не хотелось везти
меня в свой упорядоченный, вылизанный до блеска тренажерный зал!..
– Нет. Мне нужно увидеться с твоим боссом. Надеюсь, я
его еще застану.
* * *
…Я столкнулась с Кравчуком на полпути в съемочную группу, на
площадке между вторым и третьим этажами административного корпуса.
Сопровождаемый Сеней, он спускался вниз и направлялся в сторону павильона.
