– Уже уходишь? – Кравчук посмотрел на меня испытующе.
– Хотела уйти, но появились кое-какие обстоятельства…
Кравчук не дал мне договорить. То, что произошло секундой спустя, не
подчинялось ни логике, ни здравому смыслу: он ударил меня.
Нет, не так. Он хотел меня ударить. Он занес руку, но я
перехватила ее, провела молниеносный захват, и чистюля Кравчук, так ничего и не
сообразив, оказался на полу. Я тоже ничего не успела сообразить, кроме того,
что ничего из прошлого, которое я так яростно, так страстно пыталась забыть, не
забылось. Как не забылись изнуряющие тренировки в спортзале – с Лапицким и
инструктором Игнатом. Они хорошо подготовили меня тогда, черт возьми, они
приучили мое тело к автоматизму самозащиты – я даже представить себе не могла,
что это мне когда-нибудь пригодится в моей нынешней дикорастущей жизни. А через
несколько секунд на полу оказался и Сеня, бросившийся на выручку своему шефу,
нужно все-таки обучаться правилам ближнего боя, щенок…
Но щенок оказался хорошо экипированным – теперь на меня
смотрело пистолетное дуло. Пожалуй, это было уже излишеством.
Кравчук уже успел сесть и непонимающе тряс головой. Сеня, не
опуская пистолета, помог боссу подняться.
– Надеюсь, у тебя есть лицензия на ношение оружия? –
спросила я Семена.
– Спрячь пушку, идиот, – посоветовал телохранителю
Кравчук. Он явно был недоволен – и собой, и подчиненным.
– Не мешало бы, – присоединилась к Кравчуку я, –
извините, Андрей Юрьевич, это только самозащита.
– Это не самозащита. – Кравчук, как всегда, осторожно,
подбирал слова. – Откуда ты знаешь этот захват?
– Обучалась на реабилитационных курсах жертв
изнасилования.
– Интересно было бы посмотреть на преподавателей этих
курсов. Не много найдется людей, которые владеют этим комплексом приемов
автоматически – Он смотрел на меня совершенно другими глазами, я больше не была
для него ассистенткой режиссера, случайно оказавшейся с ним в одной упряжке. –
Я хотел поговорить с тобой, но теперь не знаю, стоит ли начинать разговор.
– По-моему, вы его уже начали. Очень своеобразно.
– Извини. Объявляю перемирие. И поднимемся в группу:
– Хорошо.
– На сегодня ты свободен, – через плечо сказал Кравчук
Митяю, который все это время маячил у меня за спиной с выражением неподдельного
удивления на лице Судя по всему, решение Кравчука было спонтанным, я даже не
знала, что повлияло на него…
– Я расконвоирована?
– Похоже, что да. Идем.
В полном молчании мы дошли до съемочной группы. Кравчук
толкнул дверь и пропустил меня вперед. Сеня, проводив меня полным бессильной
ненависти взглядом, остался сторожить ближние подступы.
В комнате нас уже ждал Братны.
Он сидел в кресле, спиной к двери, закинув ноги на
подоконник, и рассеянно смотрел в непроглядную темень окна. А затылок у тебя
здорово зарос за время съемок, Братны, не мешало бы постричься…
– Я привел ее, – коротко сказал Кравчук, не вдаваясь в
подробности нашей встречи.
Братны, лениво качнувшись в кресле, повернулся к нам.
– Привет, Ева. Давно не виделись. А пока мы не
виделись, кое-что произошло.
Я села на стул и независимо закинула ногу на ногу. Кравчук
остался стоять. Страшно хотелось курить, но сигарет не было, в кармане лежала
только пустая пачка с угрожающими иероглифами, теперь придется сменить сигареты
– “Житан Блондз” всегда будут напоминать мне о том, что правила игры нужно
менять.
– Я тоже думаю, что кое-что произошло, – согласилась с
Братны я.
– Нет, – сказал Братны Кравчуку, внимательно
разглядывая меня, – она не шантажистка. Профессиональная карманница – да.
Неглупая баба с крепкими нервами – да. Но не шантажистка. Я знаю своих людей.
– О чем вы?
– Сегодня я получил странную записку, – спокойно начал
Братны, – вернее, не получил даже. Нашел в бумагах, она была написана на
обратной стороне факса. Позавчерашний факс из Лодзи, предлагают прочесть курс
лекций по режиссуре в киношколе. Точно такую же записку получил наш уважаемый
директор. Ты знаешь, что там было написано?
Конечно, я знала, что там было написано. Теперь – ??нала.
– Догадываюсь. – Я вытащила из кармана сигаретную пачку
и, не поднимаясь со стула, бросила ее Братны. Режиссер взял пачку и принялся ее
изучать.
– Да, – наконец сказал он, – точно такая же. И точно
такой же текст.
Он не отказал себе в удовольствии прочесть записку вслух,
по-актерски интонационно выделяя ключевые слова: озвученные хорошо поставленным
голосом Братны, фразы показались мне еще более зловещими: “Я ЗНАЮ, ЧТО ВЫ
ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО?
ЭТО НЕЧЕСТНО. ЭТО НЕ ПО ПРАВИЛАМ. ЕСЛИ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И
ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА ИГРЫ”.
Несколько минут мы молчали. Только по лицу Кравчука
проскользнула тень досады.
– Что скажете, господа соучастники? – весело спросил
Братны, сумасшедший черт, он ничего не боялся.
– Я смотрю, для тебя это все игра. – Кравчука
раздражала непонятная веселость Братны, он находил ситуацию гораздо более
серьезной.
– Конечно. Так же, как и для человека, который эту
записку писал. Посмотри на ситуацию с этой точки зрения: я получаю ее на
обратной стороне факса, потому что факсы – это моя гнусная реальность. Ева
получает ее на сигаретной пачке, потому что курит только “Житан”… Это ее
гнусная реальность… Я прав, Ева?
– Да. Очень любезно с твоей стороны, что ты это
заметил.
– И курит, учти, так, что через полгода загнется от
рака горла. А знаешь, Ева, в каком виде эти опереточные угрозы дошли до нашего
уважаемого директора? Сообрази, и я прибавлю тебе зарплату.
Игра. Почему бы и нет?
Почему бы не принять сторону Братны, я ведь всегда принимаю
его сторону… А если бы я была на стороне человека, написавшего записку…
– Пожалуй, тебе все-таки придется увеличить мне
жалованье. Я думаю, это было написано на фигурке из бумаги. Оригами, да?
– Браво! – Анджей сделал несколько ленивых хлопков в
ладоши, а затем вытащил бумажную птицу:
– Можешь посмотреть. Андрей Юрьевич обнаружил это у
себя в машине. Она была прикреплена к ветровому стеклу.
Я взяла фигурку в руки – должно быть, человек, который писал
записку, не имел ни малейшего представления об искусстве оригами и обучился
этому на скорую руку и специально для этого случая: несколько сгибов были
неверными, птицу несколько раз переделывали. Но текст был идентичен тексту на
моей сигаретной пачке, та же шариковая ручка, те же печатные буквы, слегка
заваливающиеся друг на друга.
