Я поднялась со стула, и уже у самой двери Братны окликнул
меня:
– Ева! Советую тебе быть поосторожнее с Андреем
Юрьевичем. По-моему, ты нажила себе врага.
– Я этого не хотела.
– Ты здесь ни при чем. Мы поспорили с ним. Я сказал,
что ты никогда не написала бы подобных записок. Ты никогда не стала бы
шантажировать нас. Я слишком хорошо чувствую людей, которые со мной работают.
Кто угодно, только не ты… Он проиграл мне перстень Давида Строителя, а это
девятый век. Фантастическая ценность.
– Я остаюсь при своем мнении. Никому нельзя доверять, –
вклинился Кравчук. – Возможно, эта милая дама и ни при чем. И вообще, нет у
меня никакого перстня. Это я так, прихвастнул.
– Очень некрасиво с твоей стороны, – поморщился Братны.
– Извини, – впервые за время разговора Кравчук
улыбнулся, – если хочешь ехать, то поехали сейчас, у меня еще уйма дел… Почему
не купишь себе машину, Братны? С тех бабок, которые у тебя крутятся, давно
можно было бы.
– Не могу. В целях национальной безопасности. Слишком
большое искушение наехать на зазевавшегося пешехода. И только для того, чтобы
потом отследить мизансцену. Смерть интересует меня во всех проявлениях.
– Пусти себе пулю в лоб, – вяло посоветовал Кравчук.
– Я не хочу быть участником, только сопровождающим. До
дверей и обратно. Я вас покину на несколько минут, друзья мои…
Подтянув штаны, Братны вышел из комнаты. Мы с Кравчуком
остались вдвоем.
– Я больше не представляю опасности, Андрей Юрьевич? –
спросила я.
– Представляете, – ему явно не хотелось говорить со
мной, – все представляют опасность, так или иначе. А вы особенно. Ничем не
примечательная ассистентка со знанием восточных единоборств…
– Вы же занимаетесь оригами в свободное от работы
время? Тоже, между прочим, искусство, пришедшее с Востока.
– ..и не просто восточных единоборств. Это экстракт из
лучшего в них, специальная методика. Откуда вы ее знаете?
Не рассказывать же ему историю своей жизни, в самом деле!
– Я неопасна. Поверьте. Я гораздо менее опасна для вас,
чем тот, кто пишет эти записки. Вы хотели ударить меня – я защитилась. Вот и
все.
– Вы ведь не имеете никакого отношения к кино.
– Почему же? Я пока справляюсь со своими обязанностями.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
Пожалуй, только теперь мы попытались раскрыть карты.
– Я не работаю на спецслужбы, если это вас интересует.
– Меня это интересует, но я знаю, что вы не работаете
на спецслужбы.
– Вот как?
– Если бы даже вы и работали, предположим на минуту,
что это так… Они бы снабдили вас куда более убедительной легендой. И
документами – тоже гораздо более убедительными, чем любые настоящие. Вас всегда
можно было бы проверить. Но я ничего не узнал о вас, как ни старался. А я
профессиональный человек.
– Интересно, Андрей Юрьевич, что могут отслеживать
гипотетические агенты спецслужб в такой богадельне, как “Мосфильм”?
Я сказала это просто так, не вкладывая в слова никакого
смысла, и лицо Кравчука неожиданно закаменело:
– В любом случае я не верю вам.
– Тогда почему вы решили убрать своего мальчика? Он мне
очень понравился. – Я не узнавала себя, сейчас я разговаривала с Кравчуком, как
разговаривала бы с ним несостоявшийся агент по спецпоручениям Анна
Александрова: та же вялая ирония, то же ощущение собственной силы, та же
готовность к рискованным играм, тот же цинизм – и никаких моральных принципов.
Месяцы подготовки в закрытой конторе Кости Лапицкого не прошли бесследно, давно
забытое ощущение веселой ненависти к миру – в котором можно полагаться только
на себя, но не верить даже себе, – накрыло меня с головой. По тонкому льду
идешь, девочка, так недолго и сорваться. “Девочка”, я уже давно так к себе не
обращалась. “Девочка” относилось к совершенно другому времени, в котором я была
ослепительной красоткой, роскошной сукой без принципов и моральных
обязательств, дорогой шлюхой с парой лишних козырей в кармане. Черт возьми, я
действительно не узнавала себя.
А знала ли я себя когда-нибудь по-настоящему?
– В вашем случае он бесполезен. – Только теперь я
наконец-то заметила, что после инцидента на площадке между этажами он снова
перешел на “вы”. – Если бы вы хотели – обставили бы его в два счета. Зачем
попросту парня гонять?
– Пожалуй, вы правы.
– Вы постоянно удивляете меня, Ева. А я очень не люблю
удивляться. Мне противопоказаны сильные эмоции.
– Фигурки из бумаги входят в число медицинских
показаний?
– Вы выбрали не тот тон разговора.
– Простите. – Мне действительно не хотелось лишний раз
задевать попранное самолюбие Кравчука.
– Я не могу относиться ко всему, что произошло, с той
же легкостью, с какой относится к этому Анджей. Он гениальный человек, но
иногда путает кино с жизнью. Это профессиональное заболевание. К тому же эти
записки…
– У вас достаточно людей, чтобы найти анонимщика. Хотя
начинать нужно было не с этого, а с убийства актрисы.
– Вы тоже не проявили должных моральных качеств, –
запоздало упрекнул меня Кравчук.
– У меня не было выбора.
– Да, пожалуй. Хоть в этом мы союзники. Кстати, вы не
знаете марку пистолета моего телохранителя?
– “ЗИГ-зауэр”, – машинально сказала я и тут же
прикусила язык, совсем потеряла контроль над собой, даже профурсетки с
Плас-Пигаль ведут себя более осторожно.
Кравчук удовлетворенно улыбнулся.
– Действительно, “ЗИГ-зауэр”, швейцарская пушка, в
России встречается крайне редко. Ну, не мне вам объяснять. Это относится к
области специальных знаний. Или этому тоже обучали на реабилитационных курсах
жертв изнасилованию.
-Повторяю, я для вас неопасна.
Он хотел поверить мне – я видела это; хотел и не мог.
– Знаете, чего бы я хотел больше всего? Чтобы на месте
безобидной старухи оказались бы вы. Так, для личного спокойствия. И хлопот было
бы меньше. И головных болей.
– Я польщена. Приглашение в ресторан не отменяется?
– Конечно же, нет. Я не смог узнать о вас ничего, и
это, как ни странно, мой козырь. Вы ничего не знаете обо мне – и это ваш козырь.
Я предлагаю вам заключить пакт о ненападении.
– Согласна.
Дверь открылась, и в нее протиснулась лохматая голова
Братны:
– Не помешал вашему интиму?
– Нет, конечно. Тем более что мы уже закончили
разговор. И, кажется, пришли к взаимопониманию Не так ли, Ева? – Кравчук собрал
со стола адресованные нам записки и сунул их в карман.
