Книга Эшафот забвения, страница 72. Автор книги Виктория Платова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эшафот забвения»

Cтраница 72

А когда врубился свет, оказалось, что старуха умерла. То есть сначала не поняли, что к чему, суетились, Серега Волошко все проверил, переустановили один из юпитеров на контражур… А потом поняли, что-то не так. А не так было то, что старуха уже ни на что не реагировала. Ирэн тогда так страшно закричала – когда Братны подошел. Все думали, что она просто умерла, а потом оказалось, что ей всадили нож – сзади и под сердце. Она ведь на венском стуле сидела, а там спинка вся дырявая…

– Нож? – одними губами переспросила я дядю Федора.

– Ну а что же еще? Правда, никто не вынимал, побоялись. И вообще никакой крови не было. И все было тихо-тихо… Ну, сразу же со всеми истерика. Только Братны молчал. Ну, он-то понятно. В прострации человек, сидел и бубнил все время: “Я должен был предположить, что все так просто не закончится, я должен был это предположить…” Ну, и всякие оскорбления в адрес покойной и всех нас, козлов безрогих. Ты же знаешь его, Ева… Понять-то, в общем, нетрудно: одна актриса без вести пропала, с другой вот тоже неприятность… Хорошо, к тому времени уже Кравчук появился, он на начало опоздал, а когда свет вырубился, только в павильон вошел. Орать сразу начал – что это, мол, у вас там, ни на минуту нельзя группу оставить…. Он ведь, когда это случилось…. Когда все выяснилось, очень правильно все организовал, старая оперативная крыса. Место преступления оцепил, и прочие мелочи. Всех проверил, устроил личный досмотр… Никому даже в голову не пришло обидеться. Идиотизм, надругательство над здравым смыслом…. А ведь какое кино могло бы быть. А теперь – ни кина, ни группы. Затаскают.

– Почему – “затаскают”? – глупо спросила я.

– А ты не понимаешь? – Жалко сморщившись, дядя Федор посмотрел на меня. – Ведь убил кто-то из съемочной группы. Нас всех можно заподозрить. И мы друг друга можем заподозрить. В чем угодно.

– Это просто бред, дядя Федор! – Возможно, мой голос не прозвучал так убедительно, как хотелось бы Бубякину, и он посмотрел на меня почти с ненавистью.

– Почему же бред? Там и табличка горела над павильоном: “ТИХО! ИДЕТ СЪЕМКА”, никого из посторонних не было. Все свои, все родные и близкие, как вождь мировой революции в имении Горки.

– Федя, успокойся!

– Да я спокоен. Чего мне волноваться? Некоторые вот умно поступили: чем на работу ездить, потрахаться решили лишний раз. И почему у меня с утра ни на кого не стоит, тоже ведь мог бы тогда в постели кувыркаться… Сейчас все в другом месте кувыркаться будем. С подпиской о невыезде в зубах!

Теперь я начинала понимать, почему Бубякин так настойчиво вызывал меня на студию. Из всей съемочной группы пофартило только мне, я одна осмелилась прогулять смену, наплевав на жесткие инструкции деспота Братны. Такие штучки с фанатиком-режиссером не проходили: любой, кто не встраивался в рабочий график, изгонялся из группы с таким треском, что изгнание из рая Адама и Евы выглядело легким променадом, детским лепетом на лужайке. А теперь дядя Федор страстно хотел приобщить, подколоть к делу канцелярской скрепкой и меня. Он хотел разделить ответственность на всех.

– Ты драматизируешь ситуацию, дядя Федор! – Я попыталась успокоить его.

– Ни черта себе! В пятидесяти метрах на венском стульчике отдыхает труп, а я драматизирую ситуацию! Ее убили, ты понимаешь? Убили, когда в павильоне была уйма народу! Ты хоть это понимаешь?!

Это я понимала. Это я понимала, лежа под обломками своей собственной, идеально выстроенной версии. Бергман не была замешана в убийстве Александровой, она привела убедительные доказательства своей невиновности. Но если не Бергман – то кто? Кто с таким маниакальным упорством убивает актрис? Актрис одного режиссера, Анджея Братны, каннского триумфатора, новой любимой игрушки мирового кино. Кто-то из людей Братны, которых отбирал он сам, по каким-то только ему одному известным критериям, пользуясь только своей извращенной интуицией, следуя только своим правилам игры.

Правила игры, вот оно что.

Стоит только вспомнить продолжение записки: “…ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА ИГРЫ”. Для Анджея это тоже было игрой, только игрой, он не отнесся к этому опереточному шантажу серьезно. Он вообще не посчитал это шантажом, скорее – еще одним намеком на соучастие еще одного человека, дружеским приветом, посланием к коринфянам. Тогда легко было подумать, что правила игры относятся только к формам шантажа, что в следующий раз он получит послание не в виде записки на факсе из лодзинской киношколы, а в виде гравировки на пальмовой ветви.

Возможно, я ближе всех подошла к истине, когда сказала, что записку мог написать и убийца, – и тогда правила игры относились к убийству.

Мы молчали, и правила игры были изменены.

Александрову убили в пустой гримерке, в полном одиночестве среди зеркальных створок. При включенных лампах дневного света. Бергман убили в павильоне, битком набитом людьми. В полной темноте, или в относительной темноте, – ее хватило, чтобы нанести точный удар. Возможно, Александрову действительно закололи шилом, но ей нанесли удар в грудь. Я не знаю, чем убили Бергман, но она получила удар в спину.

Правила изменены, но они являются зеркальным отражением друг друга. Так же, как Бергман и Александрова являются зеркальным отражением друг друга. Это не было похоже на почерк человека, скорее на руку провидения, которое решило примирить двух женщин таким жестоким, таким варварским способом.

– ..Ева! Что с тобой, Ева?! – Вот уже несколько минут дядя Федор что-то орал мне в лицо.

– Ничего… Все в порядке.

– Ты думаешь, что все в порядке? Ты юмористка! Все в порядке… Я не убивал ее, Ева, слышишь, ну подумай сама, зачем мне убивать, зачем мне светиться, ведь я же сижу на годе условно, меня Братны отмазал… Я не убивал, ты мне веришь? – Дядя Федор не мог остановиться.

– Будь мужиком, возьми себя в руки, – сказал подошедший во время страстного монолога дяди Федора Митяй. Я даже забыла о его существовании.

– Возьми в руки свой член, морячок! – окрысился дядя Федор. – Господи, что теперь будет, что будет?..

– Будет расследование, – спокойно сказал Митяй, – думаю, они быстро разберутся. Ограниченное пространство, ограниченный круг людей. Довольно сомнительных людей. И трусливых, как я посмотрю. Будете колоться, как грецкие орехи. Как арахис в сахаре.

– Ева, уйми его! Уйми своего морячка! Я за себя не отвечаю! – не мог успокоиться Бубякин.

– Я никогда не служил во флоте. Это во-первых, так что морячком не являюсь по определению. И если ты не прекратишь вой и хипеж, придется дать тебе в рыло. Это во-вторых. Устраивает такой расклад?

Но дядя Федор не успокоился, он продолжал поскуливать и хватать меня за руки.

– Ева, ты пойми, у меня судимость, год условно, они начнут проверять и вычислят… Это же как два пальца об асфальт. И никакой Братны больше не отмажет, он сам в дерьме. Ты же знаешь, эти суки, им же главное – отчитаться, а кого первым за задницу возьмут? Кто небезупречен, с их гунявой правоохранительной точки зрения.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация