Я сунул Еву Мудоччи под обивку, закрепил крышу салона липучками, вышел из машины и направился к дому.
На холодильнике висела записка от Дианы, что она ушла встречаться со своей подругой, Катрине, и вернется около полуночи. Оставалось еще шесть часов. Я открыл бутылку «Сан-Мигеля», сел за стол у окна и принялся ждать. Потом принес следующую бутылку, вспомнив вдруг фразу из книги Юхана Фалькбергета,
[9]
ее мне читала Диана, когда я болел свинкой. «Все мы пьем, ибо все мы жаждем». Я лежал тогда в постели с температурой, болели щеки и уши, и я был похож на потную рыбу фугу, но врач глянул на градусник и сказал: «Ничего страшного». Да оно и не ощущалось как страшное. Только когда Диана на него нажала, он неохотно выговорил жуткие слова типа менингит и орхит, и еще более неохотно перевел — воспаление мозговых оболочек и воспаление яичек. Но тут же добавил, что это «в данном случае крайне маловероятно».
Диана читала мне и клала на лоб холодные компрессы. Книга была «Четвертая ночная стража» Юхана Фалькбергета, а так как мне было больше нечем занять свой мозг, которому грозило воспаление оболочек, то я слушал очень внимательно. Особенно я запомнил там два момента. Во-первых, пастора Сигисмунда, прощающего пропойцу со словами: «Все мы пьем, ибо все мы жаждем». Наверное, потому, что я находил утешение в подобном взгляде на человека: такова твоя природа, и это классно.
Во-вторых — это цитата из примечаний Понтопиддана,
[10]
где он утверждает, что один человек может убить душу другого, может заразить ее, увлечь с собой во грех, так что ее уже не спасти. Утешения в этом я находил гораздо меньше. И страх испачкать крылья ангелу удерживал меня от того, чтобы посвящать Диану в то, чем я занимался для получения дополнительных доходов.
Шесть суток она не отходила от меня, и для меня это было и счастьем, и мукой. Потому что я знал, что никогда не сделал бы этого для нее, по крайней мере в случае свинки. Так что когда я наконец спросил ее, зачем она это делает, это было просто любопытство. Ее ответ был прост:
— Потому что я люблю тебя.
— Но это простая свинка.
— Может, у меня больше не будет случая это тебе показать. Ты ведь здоровый.
Казалось, она оправдывается.
А на следующий день я преспокойно встал с постели, отправился на интервью в рекрутинговую компанию под названием «Альфа» и объяснил им, что они будут идиотами, если меня не возьмут. И я знаю, почему я уговаривал их с такой непоколебимой самоуверенностью. Потому что ничто не заставит мужчину вырасти над собой больше, чем признание женщины — что она его любит. И как бы она при этом ни лгала, какой-то частью своей души он будет ей благодарен, будет хоть капельку ее любить в ответ.
Я взял одну из Дианиных книжек по искусству, почитал про Рубенса и то немногое, что там говорилось об «Охоте на калидонского вепря», и внимательно изучил картину. Потом отложил книгу и попытался обдумать предстоящую операцию на Оскарс-гате, шаг за шагом.
Квартира в многоквартирном доме означает, естественно, риск повстречаться в подъезде с кем-нибудь из соседей. Потенциальным свидетелем, который сможет меня рассмотреть с близкого расстояния. Правда, всего в течение нескольких секунд. Но это не должно вызвать у них подозрений и заставить присмотреться к моему лицу — человек в комбинезоне направляется в квартиру, где идет ремонт. Так чего же мне бояться?
Я знал, чего я боюсь.
Во время интервью он читал меня как раскрытую книгу. Но сколько страниц он успел прочесть? Возможно ли, что он что-то заподозрил? Не поймешь. Он узнал технику ведения допроса, которой сам выучился на военной службе, вот и все.
Я взял мобильник и позвонил Граафу, чтобы сказать, что Дианы нет дома, что с координатами возможного эксперта, который оценит подлинность картины, придется подождать до его возвращения из Роттердама. Автоответчик на телефоне Граафа предложил мне оставить сообщение, что я и сделал. Пивная бутылка была пуста. Мне хотелось виски, но я себе этого не позволил, нельзя проснуться завтра с дурной головой. Еще бутылка пива, и все.
Я уже выпил полбутылки, когда осознал, что делаю. Я отнял мобильник от уха и поспешно прекратил вызов. Я набрал номер Лотте, стоявший под секретным именем «А» в списке контактов, буквой, всякий раз заставлявшей меня вздрагивать, высвечиваясь при входящем звонке. По нашему с ней уговору звонить мог только я. Я вошел в список контактов, нашел «А» и нажал «удалить».
«Вы хотите удалить этот номер?» — уточнил телефон.
Я уставился на открывающуюся альтернативу. Трусливое, вероломное «нет» и лживое «да».
Я нажал «да». И знал, что ее номер впечатался в мой мозг, так что удалить невозможно. Что это значит, я сам не знал и не хотел знать. Ничего, он постепенно погаснет. Погаснет и исчезнет. Должен.
Диана вернулась за пять минут до полуночи.
— Ну, что ты делал, любимый? — спросила она, подошла к креслу, уселась на подлокотник и обняла меня.
— Ничего особенного, — сказал я. — Провел интервью с Класом Граафом.
— Ну и как?
— Он то, что надо, не считая того, что иностранец. «Патфайндеры» четко сказали, что им нужен руководитель-норвежец, они даже официально заявили, что намерены поставить норвежцев на все руководящие должности. Так что их еще предстоит уламывать.
— Но в этом-то тебе равных нет. — Она поцеловала меня в лоб. — У тебя, говорят, уникальная репутация.
— В смысле?
— Человека, который всегда добьется назначения для того, кого он предлагает.
— Да? — Я изобразил изумление.
— Так что и теперь справишься.
— А как там Катрине?
Диана провела рукой по моим волосам.
— Потрясающе. Как обычно. Вернее, еще лучше, чем обычно.
— В один прекрасный день она может умереть от счастья.
Диана прижалась лицом к моим волосам и прошептала в них:
— Она только что узнала, что беременна.
— Значит, какое-то время все будет не так уж потрясающе.
— Ерунда, — пробормотала она. — Ты что, выпил?
— Капельку. Выпьем, что ли, за здоровье Катрине?
— Я пойду лягу, дико устала от ее радостного щебета. Ты придешь?
Когда я лежал изогнувшись сзади нее в нашей спальне, обнимал ее, осязая ее спину грудью и животом, до меня вдруг дошло то, о чем мне следовало подумать сразу же после интервью с Граафом. Что теперь я могу сделать ее беременной. Что я наконец уверен в будущем, у меня есть почва под ногами и ребенок не сможет спихнуть меня с этой моей платформы. Потому что с помощью Рубенса я стану тем львом, владыкой прайда, с которым Диана меня сравнивала. Который способен прокормить свою стаю. Не то чтобы Диана в этом сомневалась — но сомневался я сам. Что смогу стать тем хранителем домашнего гнездышка, которого заслуживает такая женщина, как Диана. К тому же именно ребенок может вылечить ее от этой благословенной слепоты. Но теперь она имеет право видеть, пусть видит меня целиком.
