Из открытого окна потянуло острым холодком, я почувствовал, как кожа покрывается пупырышками, и ощутил эрекцию.
Но Диана дышала глубоко и ровно.
Я отпустил ее. Она перевернулась на спину, спокойная и беззащитная, как ребенок.
Я соскользнул с кровати.
К алтарю мицуко, судя по всему, не прикасались со вчерашнего дня. Обычно не проходило и суток, чтобы она не произвела там видимые изменения: поменяла воду, поставила новую восковую свечу, новые цветы. Я поднялся в гостиную, налил себе виски. Паркет у окна холодил ступни. Виски был «Макаллан», тридцатилетней выдержки, подарен одним довольным заказчиком. Я смотрел вниз на гараж, купающийся в лунном свете. Уве уже едет сюда. Он запрется в гараже и откроет машину, у него есть запасной ключ. Вынет Еву Мудоччи, положит в папку и отправится к своей машине, которую поставил на приличном расстоянии, чтобы никто не углядел связи между ней и нашим домом. Он поедет к скупщику в Гётеборг, передаст картину и вернется на рассвете. Но Ева Мудоччи стала мне теперь неинтересна — так, вынужденная халтурка. Когда Уве вернется из Гётеборга, то, надеюсь, привезет приличную копию рубенсовской «Охоты» и засунет под крышу «вольво» прежде, чем проснемся мы или соседи.
Раньше Уве пользовался для своих гётеборгских рейсов моей машиной. Я сам ни разу не разговаривал со скупщиком, так что, надеюсь, он из всех, кто в деле, знаком только с Уве. Именно это мне и было нужно — как можно меньше точек соприкосновения, как можно меньше тех, кто в какой-то момент сможет показать на меня пальцем. Преступников рано или поздно возьмут, и тогда я должен быть от них как можно дальше. Поэтому я никогда не встречался на людях с Уве Чикерюдом и поэтому звонил ему только из автомата — не хочу, чтобы какой-нибудь из моих телефонов фигурировал в распечатке его телефонных звонков, когда Уве арестуют. Дележка денег и стратегическое планирование происходили далеко от Осло — в лесном домике в окрестностях Элверума. Уве снимал его у одного фермера-одиночки, и мы всегда приезжали каждый на своей машине.
Так вот по пути к этому домику до меня и дошло, какому риску я подвергаю себя, когда Уве на моей машине отвозит картины в Гётеборг. Я как раз проехал радар, когда заметил его почти тридцатилетний «мерседес», черный и солидный «280SE», припаркованный рядом с полицейской машиной. Тут до меня и дошло, что Уве Чикерюд — из тех неотесанных водил, которые просто не в состоянии соблюдать скоростной режим. В свое время я вдолбил ему, чтобы он всегда убирал мою электронную платежную карточку с ветрового стекла, когда едет на моем «вольво» в Гётеборг: если проезжать сборочный пункт платной дороги по электронной карте, она всякий раз фиксируется, а мне нет никакого резона объяснять потом полиции, по какой такой причине я езжу в ночное время туда-сюда по шоссе Е-6 несколько раз в год. Но, увидев «мерседес» Уве на пункте контроля скорости, я понял, в чем наибольший риск: что полиция остановит злостного нарушителя и своего старого знакомца Уве Чикерюда на пути в Гётеборг и станет выведывать, что он делает в автомобиле респектабельного этого, ну да, хедхантера, Роджера Брауна. Ничего хорошего. Потому что исход встречи Уве Чикерюда с Инбау, Рейдом и Бакли может быть только один.
Мне почудилось какое-то движение в темноте возле гаража.
Завтра — день Д. Дивный день. Длинный день. День дней.
Потому что, если все пойдет по плану, это будет последний удар. Я буду у цели, стану свободен и завяжу с этим делом.
Город внизу подо мной многообещающе перемигивался огнями.
Лотте ответила после пятого звонка:
— Роджер?
Осторожно, с опаской.
Словно это она меня разбудила, а не я ее.
Я положил трубку.
И единым духом допил остатки виски.
8. Gllsus4
Я проснулся с дикой головной болью.
Приподнявшись на локте, я увидел торчащий кверху аппетитный, упакованный в трусики Дианин зад, — она рылась в сумке и карманах одежды, в которой была вчера.
— Ты что-то потеряла? — спросил я.
— Доброе утро, любимый, — сказала она, но я понял, что утро у нее не такое доброе. Что ж, тут она не одинока.
Я вылез из постели и поплелся в ванную. Увидел себя в зеркале и понял, что предстоящий день должен быть лучше, хоть умри. Обязан быть лучше. И будет лучше. Я открутил кран душа и стоял под ледяными струями, слыша, как Диана негромко чертыхается в спальне.
— «And it's gonna be… — фальшиво распевал я наперекор всему, — PERFECT!»
[11]
— Все, убегаю, — крикнула Диана. — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — крикнул я, но не был уверен, что она услышала, потому что в этот момент за ней захлопнулась дверь.
В десять я уже сидел в офисе, пытаясь сосредоточиться. Моя голова ощущалась как прозрачный пульсирующий головастик. Я отметил, что Фердинанд уже несколько минут открывает рот и двигает по-всякому губами, по-видимому произнося слова разной степени интересности. И что потом он, не закрыв рта, перестал шевелить губами, а вместо этого уставился на меня, что я истолковал как ожидание моего ответа.
— Повтори вопрос, — сказал я.
— Я говорю, здорово, что я провожу заключительное интервью с Граафом и заказчиком, но ты должен мне сперва немножко рассказать о «Патфайндере». Мне надо хоть что-то знать, чтобы не выглядеть уж совсем такой блондинкой! — И тут его голос перешел в придурочный фальцет.
Я вздохнул:
— Они производят крошечные, почти невидимые передатчики, которые можно прикрепить к человеку, чтобы потом его можно было найти с помощью приемного устройства, подключенного к самой продвинутой системе GPS. Приоритетное использование спутников, совладельцами которых они являются, и так далее. Передовые технологии, то бишь эти «патфайндеры» — кандидат на поглощение. Почитай их годовой отчет. Что-нибудь еще?
— Да читал я! Все, что касается их продукта, — тайна, покрытая мраком. А этот Клас Грааф ведь иностранец. Как сделать, чтобы наш сугубо националистический заказчик это скушал?
— В это не лезь, этим я сам займусь. Да не грузись ты так, Ферди.
— Ферди?
— Ну да, я тут подумал — Фердинанд ведь слишком длинно. Правда классно?
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Ферди?
— Ну, не в присутствии клиентов, конечно. — Я улыбнулся, чувствуя, как слабеет головная боль. — Ну что, мы готовы, Ферди?
Да, мы были готовы.
До самого обеда я жрал парацетамол и поглядывал на часы. В обед пошел в ювелирный напротив «Суши&Кофе».
— Вот эти, — сказал я, ткнув пальцем в бриллиантовые серьги на витрине. Денег на карточке хватило. Пока что-то еще оставалось. А темно-красный бархат, обтягивающий коробочку, был нежным на ощупь, как мех щенка.
