– Отвернитесь, – единственное, что я нашлась сказать
ему, – я все-таки женщина. Капитан хмыкнул:
– Вы все-таки женщина, но уж поверьте, не первая, чьи
прелести я видел. Я не отвернусь.
– В интересах следствия?
– Именно в интересах следствия.
Конечно же, все, что он делал, было в интересах следствия.
Я спустила ноги с кровати, еще до конца не осознав того, что
мне сейчас предстоит: облачиться в потрепанную шкурку своей прежней жизни. Очная
ставка в присутствии официального свидетеля – разве это не волнующий момент?..
…Джинсы, рубашка, свитер, ботинки – все действительно было в
приличном состоянии, во всяком случае на первый взгляд. Но этому не стоит
доверять – я и сама на первый взгляд в приличном состоянии. Только внимательно
рассмотрев вещи, я заметила наспех зашитые дырки и совсем уже неразличимые
бурые пятна. Нет, я не могла носить этих вещей, они мне не нравятся. Ни одна
женщина не наденет то, что ей не нравится. Эти шмотки подошли бы той, погибшей,
с короткими черными волосами, это как раз в стиле ее бесшабашной и мгновенной
смерти… Остановись, остановись, это твое воображение разыгралось. В последнее
время я пользовалась им по поводу и без повода, катала его, как китайские шары в
руках… Несколько оторванных пуговиц на рубашке, несколько спущенных петель на
свитере, вырванный «язык» замка на джинсах… И никакого запаха, который бы выдал
в них долгое присутствие человека. Вещи были абсолютно стерильны.
– Вы их в автоклаве выпаривали? – спросила я, оттягивая
момент облачения.
– Вроде того, – равнодушно сказал капитан.
– А до этого?
– Проходили в качестве вещдоков.
Я сунула палец в дырку на рукаве свитера:
– Я это не надену.
– Ничего другого предложить не могу, – капитан начал
терять терпение, – нету у нас денег вам новую одежонку справлять.
Я подчинилась. Ничего другого мне не оставалось. Я даже не
стеснялась своего бледного, усохшего за время болезни тела. Только грудь
победно возвышалась над этим кладбищем ребер и почти атрофированных мышц. Краем
глаза я заметила, что капитан пристально посмотрел на меня, – черт возьми, вот
и первая чисто мужская оценка. Капитаны, даже работники органов, – тоже люди,
кто бы мог подумать… Взгляд его скользнул выше, и я пошла за ним как
привязанная. Эта дорога привела меня к нескольким шрамам под ключицами –
видимо, мою грудную клетку все-таки потрошили.
Так же как и голову…
– Не нужно на меня пялиться, – сказала я, прикрываясь
рубашкой.
Он неожиданно покраснел:
– Я не пялюсь, с чего вы взяли? Тоже мне, царица
Савская!..
– Здесь нет белья, – я наконец-то взяла себя в руки.
– О, черт! – Он досадливо сморщился. – Ладно, без белья
обойдетесь. Не на прием едем.
– А куда?
– Увидите.
– Следственный эксперимент? – спросила я только для
того, чтобы что-то спросить.
– Вы – моя сплошная головная боль, – глаза его
заметались загнанными зверями. – Меньше будете знать – крепче заснете.
– Я и так сплю крепко. Спасибо.
Я медленно одевалась. Наверное, это можно было назвать
одеванием только в первом приближении. Я примеряла на себя свою прошлую жизнь,
но даже это не вызвало у меня никаких эмоций, кроме легкой тошноты. Впрочем, на
тошноту я старалась не обращать внимания, в последнее время ее приступы мучили
меня довольно часто. Но я старалась справиться с этим… Ничего другого не
оставалось.
Рубашка и штаны болтались на мне, как на палке, – за время
болезни я сильно сдала, как оказалось.
– Меня нашли без ремня в штанах? – спросила я у
капитана, поддерживая джинсы.
– Светлая головка, – похвалил меня капитан, – ремень
затерялся в недрах управления.
– Жаль-жаль… Может быть, этот ремень был вашим
единственным шансом. Той зацепкой, которая вернула бы мне память. Халтурите,
капитан! А впрочем, носите на здоровье.
– Пошевеливайтесь, – капитан Лапицкий скрипнул зубами.
Это было похоже на сдержанное хамство, и я решила не
оставаться в долгу. Я поставила перед собой ботинки и невинно посмотрела на
капитана, склонив голову набок и шевеля пальцами ног. Пальцы были хорошей
формы, нужно признать. Хоть это радует, если учесть, что о носках капитан не
позаботился, впрочем, то же самое можно было сказать и о белье.
– Ну, что еще не слава Богу? – раздраженно спросил
капитан.
– Мне тяжело надеть ботинки. Помогите мне.
– В смысле?
– Помогите мне надеть, – я не собиралась отступать.
Пора поставить милицейского хама на место. Пусть потрудится.
Капитан смотрел на меня, ожидая подвоха.
– Мне просто трудно наклоняться, – успокоила я его, –
последствия травмы, знаете…
Ему ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он присел
передо мной на корточки, сунул в ботинки сначала мою правую ногу, а затем –
левую. Потом поднял голову и посмотрел на меня.
– Теперь завяжите шнурки, – скомандовала я.
– Не многовато?
– Теряем время, капитан.
Когда он сделал и это, я пошевелила пальцами в ботинках.
Довольно удобно.
– Теперь, надеюсь, все? – Он по-прежнему сидел передо
мной на корточках, и я не смогла побороть искушение. Я сделала то, что хотела
сделать все это время, – двинула ему носком ботинка в беззащитно выдвинутый
вперед, лживо-раздвоенный подбородок, основную гордость их бесславного
следственного управления, где воруют ремни жертв автокатастроф.
Удар получился не сильным, но унизительно-ощутимым. Капитан
не удержался на ногах и плюхнулся на задницу.
– Теперь все, – констатировала я, – считайте, что мы
квиты, капитан.
– Сучка! – удовлетворенно сказал он, потирая ушибленный
подбородок. – Ты у меня еще наплачешься, симулянтка!
Он подошел к двери, приоткрыл ее и осторожно выглянул в
коридор. Тотчас же полоску приглушенного света из коридора перекрыла чья-то
громоздкая фигура. Капитан о чем-то пошептался с коридорной тенью и обернулся
ко мне.
– Ну, поехали, – его лицо расплылось в предвкушении
близкого реванша.
Только теперь я почувствовала опасность. Черт возьми, почему
с такими предосторожностями он забирает меня из клиники, да еще вечером, когда
нет никого из ведущих врачей?..
– Надеюсь, все согласовано с руководством клиники? – Я
старалась сохранять спокойствие.
– Конечно, – ни один мускул не дрогнул на его лице, и
это убедило меня в том, что он лжет. – Пойдемте, нам уже пора.
