– Это ваша невеста? – тихо спросила я. Андрей
напряженно кивнул.
– Она очень красивая. – Я отделалась этой фразой, хотя
вовсе не считала красивой покойную любовь спецназовца: чересчур густые волосы,
чересчур волевой подбородок, чересчур резкая линия рта – ни дать ни взять
соратница по борьбе. Только глаза были хороши – большие и мечтательные, совсем
не похожие на камуфляж, в который она облачена.
– Да. Она очень красивая.
Некоторое время мы молчали. Нужно избавиться от чрезмерного
присутствия мертвой сербиянки, чтобы начать разговор. Кроме фотографий,
маленькая комнаты была уставлена самодельными книжными полками: от нечего
делать я пробежалась глазами по корешкам книг и с удивлением обнаружила, что
знакомые буквы не складываются в слова.
Книги не на русском. Ни одной русской книги. Ни единой.
– Странный язык, – я кивнула на книги. – Это ведь не
русские книги.
– Это сербский.
– Вы читаете по-сербски?
– Нет. Немного понимаю, на уровне разговорного языка. В
сербском нет ничего трудного. Братья-славяне.
Если ты не читаешь по-сербски, тогда зачем тебе такая прорва
книг, ни одну из которых ты не можешь понять?
– Тогда зачем…
– Это такой пунктик, – по прошествии времени он
научился относиться к своим слабостям довольно здраво, я это видела. – Каждый
вечер, перед сном, я беру одну из книг и листаю. Пока не усну. Я уже почти все
перелистал.
– А когда они закончатся?
– Начну по новой, – упрямо сказал Андрей. – Это язык
женщины, которую я любил. Она понимала его. Она на нем говорила. Я когда вижу
эти слова, из которых мало что понимаю, я как будто бы разговариваю с ней.
Я протянула руку и погладила Андрея по щеке, жест вполне
уместный, невинный и сострадательный. Но он произвел на Андрея странное
впечатление: он перехватил мою руку, крепко сжал пальцы (так крепко, что они
моментально заныли) и, не выпуская их, отрывисто сказал:
– Что случилось, Анна?
– Я видела тех, кто тогда избил меня… Тех, кто меня
мучил. Вы понимаете, Андрей.
– Кто они? – хмуро спросил Андрей.
– Я не знаю… Дело в том, что моя подруга Настя (прости
меня, Настя!)… Она довольно состоятельная женщина. А со всеми этими страшными
делами… Словом, я позвонила ей, и она предложила мне снять стресс. У нее очень
специфические представления о снятии стрессов. И она потащила меня в казино – в
«Монте-Кассино», это недалеко от Центрального Дома художника…
Название казино ни о чем не говорило Андрею, я это видела.
– Настя там делает маленькие женские ставки. Так вот,
когда Настя выиграла триста долларов – ей сегодня везло – и мы пошли обменивать
фишки на деньги, я увидела этого типа. Вернее – сразу двух. Один такой
заматеревший, груда мяса. А второй тот, кого я приняла за интеллигента. Самое
удивительное, Настя сказала мне, что он владелец казино. Она ведь там
завсегдатай…
С владельцем казино, участвующим в жестоком избиении
женщины, я, кажется, несколько перегнула палку: ситуация не выглядела правдоподобной.
Но я понимала, что несчастный спецназовец верит каждому моему слову, ему и в
голову не придет усомниться: он видел меня избитой и раненой, так что здесь
прокола быть не может.
– Я подумала о том, что нужно обратиться в милицию.
– Милиция ни хрена не сделает, – грубо прервал меня
Андрей, знакомый с реалиями современной Москвы.
– Не знаю… Но есть еще другое. Если все-таки этому делу
дали бы ход…
– Никогда бы не дали, – припечатал Андрей, все так же
не выпуская моей руки, только теперь его забытая в моих пальцах ладонь
выглядела мягче.
– Но если все-таки… Я все равно не смогла бы пройти
через этот кошмар дознавания… Я ведь не сказала никому… Я не сказала даже
Михаилу…
Я надолго замолчала. Теперь я скажу самое главное. Самое
главное, что должно пронять спецназовца до самых потрохов, истерзанных
поруганной любовью. Нужно только все четко рассчитать.
Я закрыла глаза и прижалась лицом к закаменевшей руке
Андрея. Меня даже начало трясти. Не очень сильно, но именно это отсутствие силы
должно выдать колоссальное внутреннее напряжение.
– И вам тоже. В тот день я была потрясена вашей
историей, Андрей. Но они – эти люди, которые ворвались ко мне в квартиру,
которые избили меня. Они ведь не только били… Они насиловали меня. Все трое.
Несколько часов подряд. Это было так страшно… И так хотелось умереть… И теперь
я увидела двоих из них…
Но Андрей не дал мне договорить. То, что произошло с ним в
следующую секунду, повергло меня в шок. Он обхватил голову руками, – как будто
она должна была взорваться, – упал на пол и стал страшно, сухо кричать. Это
было похоже на припадок эпилепсии: все тело его били судороги, оно изгибалось,
и казалось, это будет продолжаться вечно. Я на секунду возненавидела себя за
то, что использовала запрещенный прием: я знала историю его возлюбленной и
теперь решила зеркально повторить ее, чтобы заставить Андрея защитить меня,
чтобы сделать его послушным орудием в моих руках. Но я не учла одного:
малейшего упоминания, малейшего намека на сходные обстоятельства достаточно,
чтобы его и без того нездоровая психика снова дала сбой. Уже не думая ни о чем,
я упала рядом с Андреем на пыльный ковер и крепко прижала его к себе.
Будь ты проклята, Анна. Будь ты проклята.
Будь ты проклята.
Не зная, что делать с судорогами, я начала быстро покрывать
его искаженное лицо поцелуями: сначала быстрыми и нервными, а затем долгими и
успокаивающими:
– Ну что ты, что ты… Ну, успокойся, миленький…
Пожалуйста…
И он затих. Он лежал как мертвый, я видела заострившиеся
черты его лица, мгновенно постаревшие губы и ставшие тусклыми волосы.
И я заплакала: отчаянно, навзрыд, первый раз так отчаянно и
так навзрыд.
Будь ты проклята, Анна. Будь ты проклята. Но уже ничего
невозможно изменить. В этом безостановочном потоке слез утонула единственная
человеческая мысль: если бы я знала, что все закончится именно так, я бы отдала
полжизни, только бы не приходить сюда и не устраивать этот страшный спектакль
перед полубезумным спецназовцем.
Мои страшные рыдания на время привели Андрея в чувство:
теперь уже он крепко прижимал меня к себе, покрывая мое лицо поцелуями. Легкие
вначале, они тяжелели, становились невыносимо долгими, но я не мешала ему, я
понимала, что сейчас он целует свою Марию и просит прошения у нас обеих…
– Мария, – прошептал Андрей, зарывшись губами в моих
волосах.
Ну что ж, Мария так Мария, мертво подумала я. Это имя мне
тоже бы подошло.
Я ждала. Я не знала, что он предпримет дальше. Если я сама
отвечу на его поцелуи – это может оскорбить его. Я закрыла глаза и предоставила
ему делать со мной все. Что угодно. Все, что угодно. Так похожее на любовь.
