Даже стекло не охладило мой горячий лоб. Я бы бежала отсюда,
если бы знала – куда. Я бы осталась здесь, если бы знала – зачем. Впрочем, меня
скорее всего оставят. Медицинский эксперимент, как же, как же… Я догадывалась о
его сути: женщина лежит в коме, а в самой глубине ее чрева зреет плод. Выживет
он или нет – чем не тотализатор, ставки принимаются в любое время. И если у
тебя нет имени, и нет прошлого, и некому защитить тебя – то ты вполне можешь
сойти за лабораторную крысу, за красноглазого кролика, за препарированную
лягушку…
На том и стоит успокоиться.
И когда Настя через час заглянула в мою палату, я лежала в
кровати, положив руки поверх одеяла: пай-девочка, просто загляденье.
– Как себя чувствуешь? – спросила Настя, по-прежнему
путаясь в «ты» и «вы».
– Уже лучше, – я ободряюще ей улыбнулась, – только
мутит немного.
– Это ничего, – воодушевилась Настя, – обыкновенный
токсикоз. Знаешь, что было с моей двоюродной сестрой? Ее просто наизнанку
выворачивало. А ты молодец, держишься. Только знаешь что? Не говори никому, что
я тебе сказала о ребенке… С меня тогда точно голову снимут.
Она сама принесла мне обед, от которого я, впрочем,
отказалась. И даже просидела со мной до конца своей смены. Теперь я знала всю
немудреную историю ее жизни, в которой было задействовано два десятка
персонажей, не больше. Если учесть несостоявшегося жениха из прытких
самовлюбленных ординаторов, почти мифическую тетку в Нюрнберге и недосягаемого
грузина Теймури – ровно двадцать три человека. Боже мой, как я завидовала ей,
ведь у меня не было даже этого. Только сама Настя, заменившая мне кормилицу,
Теймури, заменивший мне мать, и капитан Лапицкий, заменивший мне все остальное…
Насте не хотелось отпускать меня в мое всегдашнее одиночество, но и дежурство
подходило к концу.
Выкурив все украденные сигареты, она наконец-то решила
попрощаться.
– Знаешь, я теперь буду только послезавтра… Мало ли
что. Я тебе свой домашний телефон оставлю, от дежурной сестры всегда можно
позвонить. Сейчас принесу ручку и запишу.
– Не стоит, – сказала я, – я и так запомню.
– Ну тогда запоминай.
Она медленно проговорила телефон и заставила меня повторить
его.
А потом еще о чем-то пощебетала со мной, покачиваясь на
одной ножке у моей кровати, и снова заставила повторить номер. Я добросовестно
повторила.
– Теперь я за тебя спокойна, – констатировала она
прежде, чем исчезнуть за дверью.
И в ту минуту я даже предположить не могла, как моя
маленькая птичка на жердочке была далека от истины…
* * *
…Катастрофа, которая как-то связана с домом, где произошло
убийство, еще одна мертвая женщина, которую не могут опознать так же, как меня.
Кома с последующей амнезией, ребенок – мальчик или девочка, – которым я
беременна. Весь вечер я перебирала все это, как четки, и ни на чем не могла
остановиться. Все события, произошедшие со мной, могли иметь несколько
взаимоисключающих объяснений: либо в прошлой жизни я была исключительно
удачливой стервой (это даже тешило мое самолюбие), либо – исключительно
удачливой простачкой (и это даже тешило мое чувство самосохранения). И весь
вечер меня сверлила мысль, высказанная Теймури и гвоздем засевшая у меня в
голове: «Мне кажется, что вы так сильно что-то хотели забыть в своем прошлом,
что подбили на это свой организм, сделали его своим соучастником».
Соучастником. Термин в духе капитана Лапицкого. Может быть,
он не так уж ошибается насчет меня, этот капитан?..
И только когда в незашторенное больничное окно вплыла полная
луна, я позволила себе отключиться и не думать ни о чем. Полнолуние – не самое
лучшее время для мрачных мыслей, они слишком легко превращаются в оборотней с
волчьими клыками. Интересно, откуда я знаю об оборотнях – наверняка смотрела
какой-нибудь фильмец в прокуренном кинотеатре повторного фильма. Сидя в
середине зала с той женщиной, погибшей в катастрофе… Сидя на последнем ряду.
Вот только с кем? С сентиментальным любителем блондинок и просроченных
детективов майором Олегом Мариловым? Или с отцом будущего ребенка?..
Я вдруг обнаружила, что держу руку на животе, подчиняясь
едва слышимому плеску живой волны. Но теперь эта волна шла не от ребенка, а от
меня самой. Во всяком случае, ты теперь не одинока. Тебе есть для кого жить и
кого защищать. И пока ты можешь спать спокойно.
– Спокойной ночи, – неожиданно нежно прошептала я и
осторожно провела рукой по животу. – Надеюсь, ты слышишь меня. Конечно,
слышишь.
…Они появились среди ночи. Я проснулась на секунду раньше их
появления, может быть, во всем был виноват лунный свет, сочившийся сквозь веки.
Может быть, подступившая к горлу тошнота, которая не оставляла меня даже во
сне. И все равно я оказалась не готовой к этому тихому вороватому вторжению.
Обычно никто не тревожил меня вот так, бесцеремонно, я слишком хорошо изучила
нравы клиники за все то время, что находилась здесь. Но, может быть, нравы
изменились… Во всяком случае, я не проявила особого беспокойства, когда эти
двое бесшумно вкатили в палату каталку с жесткой дерматиновой обивкой и
остановились рядом с кроватью. Оба ночных посетителя были в белых халатах,
скорее всего – санитары. В мертвенно-бледном свете луны их лица казались
похожими друг на друга – одинаково усталыми и деловито-зловещими. Никогда
раньше я не видела ни одного из них.
Несколько секунд они стояли и пристально разглядывали меня.
– Спит? – спросил один из них свистящим шепотом.
» – Еще бы не спать, – так же тихо процедил второй. – Три
часа ночи. Самый сон.
– Ну что, перекладываем?
– Может, разбудить?
– Давай так попробуем. А то возни не оберешься. Начнет
расспрашивать про то да про се…
– Я не сплю, – кротко сказала я, разом прекращая их
дискуссию.
Мой напрочь лишенный сна голос застал санитаров врасплох.
Они синхронно хмыкнули и посмотрели друг на друга.
– Приказано отвезти, – после паузы сказал сторонник
ранней побудки пациентов.
– В три часа ночи? – Я все еще не проявляла беспокойства.
– Куда можно везти больного человека в три часа ночи?
– Лечиться, – невпопад ляпнул мой собеседник.
– Говорил же, возни не оберемся, – вздохнул его
напарник. – Но раз уж проснулись – добро пожаловать в больничный «Мерседес».
Спускайте лапки с кровати, прокатим с ветерком.
– Что это за ночное вторжение? Неужели нельзя все
отложить до утра? – Я позволила себе покапризничать.
– Приказано отвезти – и все, – тупо пробубнил санитар.
Его товарищ оказался оригинальнее. Во всяком случае –
убедительней.
– Слушай, голубка, наше дело маленькое. Получили
распоряжение от дежурного врача. Ему можешь устраивать истерики, а с нас что
возьмешь? Мы – твари подневольные. И ты у нас не первая. Так что – вперед и с
песней. Сама с места снимешься или тебе помочь?