– Отвернитесь, пожалуйста, мне нужно надеть халат. Они
терпеливо подождали, пока я оделась, но тут уже мне расхотелось отправляться
куда-то на этом допотопном медицинском транспорте.
– Пожалуй, это лишнее, – надменно сказала я, кивая на
каталку. – Я прекрасно могу дойти и сама.
– Сама до крематория дойдешь в свое время, – так же
надменно ответил один из санитаров, – у нас здесь строго насчет распоряжений.
Мне оставалось только подчиниться.
Спустя минуту мы были уже в коридоре. За столиком дежурной
сестры горел свет, но самой сестры не было. Я подумала о том, что сегодня
наверняка дежурит Машка Гангус: в отличие от сердобольной Насти, которая все
время пропадала у меня, и Эллочки, которая все время исчезала где-то за
суперобложкой Бэл Кауфман, практичная Машка предпочитала ночные приключения в
одиночных палатах выздоравливающих автогонщиков. Их в отделении было двое, оба
– с черепно-мозговыми травмами. И Машка, если верить Насте, находила это
безумно романтичным. Ей вообще нравились мужчины с черепно-мозговыми травмами –
они пили спирт, который Машка крала в невероятных количествах, особенно
отчаянно…
Я забеспокоилась только тогда, когда мы благополучно
миновали наше отделение, пустой этаж лабораторий и процедурных кабинетов, и по
застекленному переходу перебрались в то крыло клиники, в котором я никогда не
была.
– Куда это мы направляемся? – спросила я у своих
спутников.
Ни один из них не удостоил меня ответом.
…Я даже не подозревала, что клиника может быть такой
огромной. Сейчас, ночью, она напоминала уснувший, утомившийся город. В нем
существовали темные и светлые коридоры, хлопанье дверей, тихое позвякивание
ведер и шприцев в автоклавах, чьи-то приглушенные голоса и территория абсолютно
мертвой тишины. Несколько раз мы опускались и поднимались на грузовых лифтах. В
последнем из них, тускло освещенном, я вдруг подумала о том, что могу
затеряться в чреве клиники навсегда. И никто не найдет меня, и я никогда не
узнаю, что кто-то все-таки меня искал…
Странно, но я даже не заметила, как кто-то из санитаров
открыл своим ключом дверь пожарного выхода и мы наконец-то оказались в длинном,
похожем на кишку коридоре с целым рядом дверей. Они остановились возле одной из
них, пятой по счету, и уверенно толкнули ее.
Я оказалась в предбаннике операционной. Сквозь неплотно
прикрытую дверь в самое операционную маячили потухшие глаза ламп. А из троих,
присутствующих в комнате, я знала только одного – анестезиолога Павлика. Ни
женщина, ни мужчина, которые лениво болтали с анестезиологом, были мне незнакомы.
Они были незнакомы мне, но сразу же вызвали чувство стойкой антипатии. Чересчур
красивая женщина с лицом преуспевающей стервы и чересчур основательный мужчина
с неровной линией губ, вальяжно разлегшейся под внушительного размера носом.
Мужчина курил трубку (дешевое пижонство), а женщина внимательно рассматривала
какие-то рентгеновские снимки, отпуская по их поводу дежурные врачебные шутки.
Все они были в светло-голубой хирургической униформе и таких же бахилах.
«Бахилы» – забавное слово. Как хорошо, что оно мне известно.
Значит, не все потеряно…
– А вот и они, – приветствовал наше появление Павлик. –
Все в порядке?
– Доставили в лучшем виде, – самодовольно сказал один
из санитаров. – Сдаем с рук на руки.
Я вдруг поняла, чей голос слышала прошлой ночью, после
безумной поездки с капитаном Лапицким.
Анестезиолог Павлик. Конечно, он мелькал у меня перед
глазами, с тех пор как пришла в себя. Он был с Теймури, когда я увидела грузина
первый раз. Но тогда анестезиолог не говорил ни слова, только удовлетворенно
улыбался. Я отнесла это к его чрезмерной застенчивости и чрезмерному румянцу на
щеках…
Вот только почему он околачивался в ту ночь в приемном покое
в качестве дежурного врача? Обычно этот неблагодарный ночной хлеб не грызут
специалисты его класса…
Но сам Павлик не дал мне додумать эту мысль до конца.
– Отлично, ребята. Вы свободны.
Дверь за санитарами закрылась, и мне почему-то показалось,
что именно с таким звуком захлопывается мышеловка.
– Что происходит? – спросила я только потому, чтобы не
думать о мышеловке.
Павлик вздрогнул, преуспевающая Стерва оторвалась наконец от
своих снимков, а чересчур основательный мужчина выпустил клуб особенно густого
дыма.
– Все в порядке, – анестезиолог мгновенно взял себя в
руки и даже похлопал меня по плечу.
– Почему меня привезли сюда среди ночи?
– Пациентам не стоит задавать вопросов, тем более таким
склочным голосом.
Мужчина бесстыдно и внимательно рассматривал меня. Стерва же
отозвала Павлика в сторону и начала что-то выговаривать ему. Из всего
приглушенного разговора я разобрала только слово «люминал» и «ты же сама
понимаешь, экстремальная ситуация».
Я попыталась сесть, и находящиеся в комнате люди никак не
отреагировали на это, предоставив Павлику объяснение со мной.
– Не стоит волноваться, – попытался он утешить меня,
по-прежнему никак ко мне не обращаясь, и я вдруг с острым любопытством подумала
о том, как же они называют меня, девушку без имени, между собой, – ничего
такого не произошло.
– Ничего такого, что не могло бы подождать до утра? –
настаивала я.
– Ничего страшного, – стушевавшись, уточнил Павлик.
– Не стоит ей ничего объяснять, – решительно прерывая
наши пререкания, сказала Стерва. – Время, время, мальчик мой. Никаких проколов
быть не должно.
– Это связано с моим ребенком? – Я почувствовала
неизвестный мне доселе панический страх и даже попыталась прикрыть рукой живот.
Мой вопрос произвел эффект разорвавшейся бомбы, Лица у всех
троих вытянулись, исказились и застыли, – как африканские ритуальные маски.
Мужчина даже вытащил трубку изо рта и еще пристальнее посмотрел на меня: теперь
к бесстыдству присоединилось выражение плохо скрытого разочарования.
– Шит, – тихо выругалась Стерва, выразительно глядя на
Павлика.
И снова я узнала это слово – «дерьмо» – на том самом
развязном английском, на котором убили Кеннеди…
– Что-то с ребенком? – настойчиво повторила я. – Почему
меня привезли в операционную?
Никто не отвечал. Секунды складывались в минуты, а в комнате
висела гнетущая тишина. Первой пришла в себя женщина. Она подошла ко мне и
участливо коснулась плеча.
– Давайте отложим тягостные объяснения до утра.
– Нет, – упрямо настаивала я, – давайте объяснимся
сейчас.
– Хорошо. Последние показания обследований
малоутешительны. Необходимо срочное хирургическое вмешательство.
– Это связано с ребенком?
– Лара! – не выдержав, перебил женщину Павлик. – Лара,
не стоит…
