– Мне ничто ничего не напоминает. В декабре я попала в
автокатастрофу и два месяца пролежала в коме. С последующей потерей памяти. У
меня и сейчас амнезия. Мне ничто ничего не напоминает.
Илья поморщился:
– Ты опять за свое. Посмотрим, что ты запоешь через
час.
– Акция устрашения?
– Нет, акция устрашения – это слишком просто. Предлагаю
договориться сейчас.
– О чем?
– Где документы, которые ты достала у Дамскера? Куда ты
их дела? Я не бросаю слов на ветер. Если ты все честно расскажешь, тебя ждет
легкая смерть. Как я и обещал. Ты меня знаешь.
– Не знаю… Я вас не знаю…
Теперь, в «Мерседесе», мы сидели рядом, на заднем сиденье. И
Илья воспользовался моментом – он ударил меня по лицу. Удар получился почти
профессиональным и неожиданно сильным: моя голова дернулась и откинулась на
спинку сиденья, а в глазах поплыли красные круги.
– Давно я тебя не бил. С тех самых пор, как отучал
делать минет кому не попадя, – со сладострастием прошептал он. – Не разучился,
ты смотри. А кожа у тебя такая же бархатистая. Сменила шкурку, а все равно
хороша, сучка.
– Шкурка-то хорошая, точно, – поддержал Витек,
сосредоточенно жуя вечную резинку, – жаль портить, а придется.
– Может быть, не придется. Если будет
умненькой-благоразумненькой девонькой, – сладким голосом пропел Илья.
Витек коротко хохотнул, а я с тоской подумала о его
пистолете: если бы только я могла до него добраться…
С каким наслаждением я разнесла бы все эти гнусные головы,
так не похожие на идеально вылепленную голову Эрика. Вот только раскололись бы
они точно так же… Если бы я могла добраться!.. Но я никогда не доберусь, чудес
не бывает. Можно быть уверенной только в одном – любая прошлая жизнь, о которой
ты напрочь забыла, все равно приводит к смерти…
Илья и Витек привезли меня в самый центр Москвы, в один из
переулков, название которого ничего не говорило мне.
Спустя пятнадцать минут мы уже были в роскошной пустой
квартире, отделанной под евростандарт, с джакузи и навесными потолками. В
квартире еще пахло недавно законченным ремонтом, в ней не было ничего, кроме
пары стульев, соломенного кресла-качалки и широкой низкой тахты: видимо, на ней
периодически спал кто-то из строителей.
Витек включил маленький магнитофон, стоящий прямо на полу.
Мелодия, которая отразилась в пустых стенах, была мне неизвестна.
– Узнаешь? – спросил у меня Илья, усаживаясь в
кресло-качалку. – Твоя любимая.
– Никогда ее не слышала.
– Неужели? «Затанцуй меня до конца любви». Леонард
Коэн. До конца любви. До конца. Вполне подходяще к случаю, ты не находишь? Не
слишком громко, я надеюсь?
– Нет. – Этот хрипловатый голос внес в мою
беспросветную ситуацию элементы гиньоля, он делал происходящее не таким
страшным. Наваждение должно исчезнуть вместе с музыкой, не станут же меня
пытать с музыкальным сопровождением, да еще таким томным…
– Ну что ж, самое время поговорить. – Я не могла
оторваться от качающегося в кресле Ильи, очковая змея по-прежнему гипнотизировала
меня. – Что у нас с документами?
Те самые документы, о которых говорил Эрик и ради которых я
пошла на все.
– Я не знаю.
– Давай, Витек.
Витек неторопливо подошел ко мне, все так же жуя жвачку,
неторопливо достал пистолет и ударил меня рукояткой в подбородок. Это был
беспощадный удар – пощечина Ильи в машине показалась мне легким флиртом. Не
удержавшись на стуле, я упала навзничь. Рот сразу же наполнился соленой кровью.
Я осталась лежать на полу, стараясь, чтобы собравшаяся в глотке кровь не вытекла
на этот девственно-чистый, только что отремонтированный пол. Не хватало еще
оставить здесь метку… Крови было так много, что пришлось вогнать ее внутрь
организма несколькими глотками.
– Вставай! – властно приказал Илья. От его
гуттаперчевой иронической благостности не осталось и следа. – Вставай, сука!
Голова кружилась. Подняться я не могла. Витек ухватил меня
за подмышки и снова усадил на стул.
– Думаю, маленькая встряска пошла тебе на пользу. Где
бумаги?
– Не знаю, – упрямо повторила я. Я почувствовала такую
ярость, такую глухую ненависть к этому лощеному убийце, что не сказала бы о
бумагах, даже если бы знала.
– Повторим, – Илья попытался взять себя в руки. –
Давай, Витек!
И снова громила-телохранитель ударил меня рукояткой
пистолета. И снова мой рот наполнился кровью. Если так будет продолжаться
дальше, через полчаса от моей челюсти ничего не останется…
Как же все-таки хорошо укладывают паркет в этих квартирах с
евроремонтом!.. Я лежала на полу и тупо думала о том, кто будет ходить по этому
паркету через несколько дней. Может быть, голые мужские обветренные пятки,
которые обязательно принесут гладким женским пяткам кофе в постель. Может быть,
ножки ребенка, который будет возиться на полу с плюшевой сороконожкой… Во
всяком случае, они никогда не узнают, что здесь забили насмерть бывшую валютную
проститутку, фартовую шлюху, так не вовремя вышедшую из комы.
– Подними эту тварь, Витек. Отдохнет на том свете, –
голос Ильи отскакивал от моей пустой, раскалывающейся от боли головы.
Витек снова приподнял меня и снова усадил на стул. Но сидеть
я уже не могла. Я все время заваливалась на бок. Витьку пришлось меня
поддержать за ломающуюся спину.
– Слушай, дорогуша, – кресло под Ильей мерно
поскрипывало. – Вычислить твоего идиота-подельника, этого Эрика, не составило труда
– ты слишком плохо его выдрессировала. Найти гребаного хирурга-пластика – тоже;
немец засветился там один раз – и этого оказалось достаточно. Но мы следили за
твоим альфонсом столько времени вовсе не за тем, чтобы ты сейчас молчала, как
Олег Кошевой на допросе. Мы и так потеряли два месяца. А это стоит очень
дорого. И если люди, которые стоят за мной, не получат бумаг, боюсь, мне тоже
придется сделать пластическую операцию и распрощаться со своим казино. А я
очень люблю свою работу. Так что ты сейчас мне все расскажешь, иначе Витек
забьет тебя до смерти. Он превратит в кашу все твои хрупкие косточки, которые
так любили мужчины… Не стоило вбухивать такие бабки в пластическую операцию
только для того, чтобы оно перестало существовать в каком-нибудь виде… Где
бумаги?
– Я не знаю.
– Где бумаги?! – Он начал терять терпение, это
наполнило меня торжеством, нестерпимой болью отозвавшимся во всем теле.
– Пошел ты!..
– Бей, пока морда не превратится в сопли! – уже не
сдерживая себя, заорал Илья.
И тут раздался писк телефона. Я не могла понять, откуда он
идет, и только потом сообразила, что писк идет из кармана Ильи.
Он сглотнул слюну, вынул из кармана сотовый и, набрав в
легкие воздуха, сказал в трубку бесцветным, приглаженным – волосок к волоску –
голосом:
