– Авраменко слушает.
Он действительно слушал несколько секунд, на его лице
отразилась жестокая душевная борьба – уж очень ему хотелось поприсутствовать на
заплеванной базарной площади во время гильотинирования. Наконец чувство долга
победило. Он буркнул в трубку: «Сейчас буду» – и поднялся с кресла.
– Я уеду на несколько часов.
– А с ней-то что делать? – туповатый Витек, карманный
Вильгельм Телль, жаждал инструкций.
– Бей, пока не начнет говорить. Через полтора часа
подъедет Тема, так что сможете сменять друг друга. Это крепкая сука, я сам ее
натаскивал…
Перед тем как уйти, Илья наклонился надо мной и нежно провел
тыльной стороной ладони по моему залитому потеками крови лицу:
– Надеюсь увидеть тебя живой. Ты ведь не умрешь без
меня, не заставишь меня в тебе разочароваться. Ты никогда не разочаровывала
меня, девочка… Мы ведь жили душа в душу. Жаль, что ты оказалась такой алчной
тварью…
Витек пошел провожать хозяина, и я на несколько минут
осталась одна. Хотя какое теперь это имело значение?
Выхода нет.
Я не могла справиться с болью, я не могла справиться со
своей прошлой жизнью, навалившейся на меня как тяжелый камень, из-под которого
не выбраться… Так ты и умрешь здесь, изувеченная, в жалком больничном халате… И
в то же время во мне рос протест: неужели прежняя Анна позволила бы забить себя
до смерти, как высохшую корову на бойне? Почему у меня так мало времени, чтобы
вспомнить прежнюю Анну?..
Я слышала, как захлопнулась входная дверь.
Илья уехал.
Сейчас вернется эта тупая скотина, запрограммированная на убийство,
и выколотит из меня все мысли, всю душу…
Витек еще не вошел в комнату, а я уже знала, что делать. Я
достойно встречу его. Именно так поступила бы Анна в самом начале карьеры –
валютная проститутка средней руки, сто баксов в час.
…Сначала нужно привести в порядок избитый подбородок. От
саднящей, непрекращающейся боли я плохо соображала, но у меня хватило сил
подойти к двери и выглянуть в коридор. Судя но звукам, доносившимся из кухни,
Витек был там. Я не представляла для него никакой опасности.
Главное сейчас – дойти до ванной. Если мне удастся это
сделать – все закончится хорошо, говорила я себе, почему бы не загадать: тем
более что ничего другого, кроме как сыграть с судьбой в рулетку, тебе не
остается. Я хорошо запомнила расположение комнат в квартире. Входная дверь была
слишком далеко, чтобы воспользоваться ею: проем кухонной двери, в котором
наверняка торчит Витек, и несколько замков делали ее недостижимой. И все равно
я запомнила эти замки: английский, легко открывающийся поворотом собачки, и щеколда.
Замок – вверху, щеколда – внизу…
Значит, главное сейчас – дойти до ванной. Стараясь не
потерять сознание от слабости, я все-таки дошла до нее, закрылась на
позолоченный декоративный замок и пустила воду.
Шикарная отделка под цветной мрамор, даже жаль пачкать ее
собственной жалкой кровью.
Наскоро обмыв лицо, я посмотрела на себя в зеркало: низ
подбородка отливал фиолетовым, таким подбородком никого не соблазнишь… Но все
остальное было в относительном порядке – видимо, Витек бил не в полную силу, он
выбрал самый длинный путь к смерти, с несколькими привалами и перерывом на
обед.
Теперь, в экстремальной ситуации, я могла по достоинству
оценить свою внешность: несмотря на побои, она осталась почти нетронутой, в
пластической операции есть свои прелести – картонная карнавальная маска из
папье-маше, намертво приклеенная к лицу, довольно легко переносит постороннее
вмешательство.
Пожалуй, я даже привлекательна. Привлекательна, несмотря на
ужасающий подбородок. Но, если смотреть на меня сверху, как это делают не
особенно расторопные любовники, предпочитающие позу миссионера, следы побоев
можно скрыть… Я подумала об этом трезво, как Анна в самом начале карьеры, как я
сама в начале карьеры – валютная проститутка средней руки, сто баксов в час.
Странное спокойствие пришло ко мне. Набрав пригоршню воды, я
смочила отросшие темные волосы, отбросила их назад.
Пожалуй, я даже привлекательна. Очень привлекательна. Самое
время упасть в горячую воду и дождаться своего мучителя. Я так и сделала,
прислушиваясь к медленным ударам сердца.
Я достойно встречу его.
Витек не заставил себя долго ждать. Он появился На пороге
ванной, по-прежнему жуя резинку.
– Привет, – сказала я ему как ни в чем не бывало. –
Ничего, если я помоюсь? Тогда и обмывать тело не придется. Меньше хлопот.
Он ожидал всего, чего угодно, только не моего ледяного
спокойствия. От удивления он даже перестал жевать, выплюнул резинку и приклеил
ее к дверному косяку, – жест, который я хорошо изучила.
– Ну, ты даешь, сука! – с неподдельным восхищением
произнес он.
– Даю только за большие деньги. Но тебе могу бесплатно,
как персональному палачу.
Витек все еще стоял в дверном проеме.
– Ну, – ободрила я его, вытянувшись в джакузи, забросив
руки за голову и следя за тем, чтобы слегка распухший и залитый фиолетовым
подбородок не испортил общего впечатления, – ты боишься?
– Еще чего… – он судорожно сглотнул.
– Тогда в чем дело. Ты ведь давно знаешь меня, – я шла
ва-банк. – И ты всегда хотел это сделать.
– Что – «сделать»? – Он все еще пребывал в
нерешительности.
– Переспать со мной. Трахнуть меня.
– Да, – он наконец-то решился, – да.
– Но тебе это не светило. Даже в самом радужном сне.
– Да.
– Может быть, теперь стоит воспользоваться случаем?
Ведь другого не представится, насколько я понимаю ситуацию.
– Ты правильно понимаешь ситуацию. Но той, какой ты
была, ты мне нравилась больше.
– Подойди, – почти приказала я, позвоночником чувствуя,
как падают мои шансы соблазнить этот безмозглый шкаф, набитый грязным бельем
его иезуитского босса, – подойди ко мне.
Уверенность в своей неотразимости. Уверенность в том, что
любой мужчина может быть покорен и рано или поздно выбросит белый флаг, – вот
чему, возможно, научил меня Илья в прошлой жизни, плебейку с жалкой кукольной
внешностью.
Видимо, уверенность той, прежней, Анны сквозила в каждом
моем слове. Глядя на меня как кролик на удава, Витек подошел и глыбой навис
надо мной.
– Неужели от моей красоты ничего не осталось? – нежно
спросила я. – Тогда действительно жизнь не имеет смысла.
, – – Пожалуй, осталось, – осторожно сказал Витек. – Такой
ты мне тоже нравишься, мать твою…
Кажется, я уже слышала это признание – «такой ты мне тоже
нравишься».
