– Да. Думаю, вы можете попросить меня об этом. Только
вот что, Михаил… Мне нужно заехать домой, взять хотя бы что-то из вещей. Я же
не могу всю оставшуюся жизнь проходить в вашей рубахе.
– Я дам вам другую, – на висках Леща блестят капельки
пота, но глаза сияют, – у меня их полно…
* * *
…Я остаюсь у Леща.
Это происходит самым естественным образом. Рана заживает,
что с удовлетворением констатирует Эдик Перевозчиков. Синяки постепенно сходят.
Теперь, в отсутствие Леща, я долго стою перед зеркалом в ванной и готовлю себя
к последнему штурму. Он сам привез кое-что из моих вещей. Их немного, но те,
что есть, выдают вкус и подчеркивают кредо стильной, но бедной женщины: вещь
может быть одна, но дорогая. Косметика тоже должна быть дорогая (гей Стасик
обязательно послал бы мне воздушный поцелуй, это как раз в его манере.
«Манерке», как говорит сам Стасик). Лещ по-прежнему целыми днями пропадает у
себя в компании: дело с техникой продолжает раскручиваться, в верхах назревает
крупный скандал – мальчик для битья выбран людьми, стоящими за Лапицким,
удачно, – публичной порки не избежать. Генеральной прокуратурой возбуждено
уголовное дело, почти беспрецедентное для госслужащего такого масштаба. Сошки
из города N ухе загорают в СИЗО.
– Андрей по-прежнему торчит во дворе, не решаясь
подняться: возможно, он ждет приглашения с моей стороны. Я не делаю этого,
сейчас мне нужен только Лещ. Хотя… Бывший спецназовец без башни вполне устроил
бы Лапицкого в качестве исполнителя каких-нибудь грязных поручений. Но эта
мысль мелькает только на периферии сознания, мне некогда заниматься Андреем.
Пока Лещ отсутствует, я изучаю его жилище. Обыск вполне
профессионален, этому меня тоже обучали. Ничего криминального, вполне
устойчивый коктейль из смеси бывшего плейбоя и трудоголика. В моих
передвижениях по квартире меня иногда сопровождает Старик, единственное
существо, которое смущает меня. Пес не чувствует во мне опасности, иногда мне
даже хочется ударить его за это: раскрой свои старые слезящиеся глаза, вы
пустили в дом врага. Он действительно старик, он часто впадает в полудрему и
тогда долго лежит на своем любимом месте у стола Леща. Он совсем мало ест. Пища
для Старика – это единственное, что Лещ готовит сам, иногда среди ночи, после
напряженного дня. Даже мне он не доверяет этого.
В мусорном ведре я регулярно нахожу тщательно завернутые в
ничего не значащие бумажки осколки ампул: они всегда одни и те же, никаких
надписей. Похоже, что Лещ сам не хочет иметь с ними ничего общего и прячет их
даже от себя. Передать осколки ампул людям Лапицкого для анализа пока
невозможно. Держать их при себе – тоже. Остается надеяться, что ампулы будут
появляться в ведре и дальше, во всяком случае – в ближайшее время. Во всяком
случае, у Леща есть маленькая тайна, в которую я пока не могу проникнуть. По
вечерам его одолевают звонки, но после часу этот телефонный водопад
прекращается. Если не происходит ничего неординарного. За все время, что я
нахожусь у него, было пять таких звонков. И два раза Лещ звонил сам. Я всегда
настороже, даже когда сплю: впрочем, сном мою полудрему-полубодрствование
назвать нельзя.
Я боюсь себя выдать. Я должна всегда следить и за собой.
Будь проклята работа, в которой в числе главных объектов слежки оказываешься и
ты сама…
Один из звонков Леща касается работы лондонского бюро
компании. В одном из английских банков вроде обнаружены следы счетов аферы с
военной техникой. Другой – сугубо частный, я понимаю это по тому, как Лещ разговаривает
с собеседником на другом конце провода. Ничего не значащий дружеский треп, как
раз в стиле Лещарика, но только одна фраза настораживает меня: «Нет, теперь я
чувствую себя прекрасно, совсем иначе, чем в Дубровнике».
Я фиксирую эту фразу, складываю на полку сознания, где уже
лежат мелко разбитые кусочки ампул.
Кстати, почему он не спускает их в унитаз? Быстрее и
надежнее. Жаль, что я не могу спросить его об этом. Это единственная вещь, о
которой я не могу спросить…
Мы проводим короткие, но упоительные утра и вечера вместе.
Теперь уже я завариваю ему кофе по утрам – это получилось само собой,
колоссальная занятость Леща оправдывает эту заботу.
Кофе я завариваю отменно, гораздо лучше, чем сам Лещ. Меня в
свое время научил этому Виталик, старинный африканский рецепт (прежде чем
попасть в цепкие лапы капитана Лапицкого, сесть за баранку и нянчиться с
типами, подобными мне, Виталик на заре туманной оперативной юности несколько
лет проработал военным консультантом в Анголе). Кофе пользуется большой популярностью
у Леща. Еще большей популярностью пользуюсь я. А с кофе мы составляем просто
восхитительный альянс.
– Никогда не пил ничего подобного, – говорит он мне.
– Возьмите меня буфетчицей в вашу компанию, и к вам
побегут люди отовсюду. И сманивать кадры не придется, – смеюсь я.
– Я возьму вас в свою компанию, – совершенно серьезно
говорит Лещ. Последнее время я замечаю, что он действительно думает о том,
чтобы предложить мне какую-нибудь хорошо оплачиваемую должность. Это, по его
мнению, может дать мне независимость и избавить от двусмысленности ситуации.
Это может удержать меня рядом с ним на вполне законных основаниях.
– В качестве кого? Я действительно согласна на роль
барменши, у вас наверняка приличный журналистский бар, да?
– В лучших традициях салунов Дикого Запада. Но я не
могу себе этого позволить.
– Почему? У вас нет вакантных мест?
– Для вас я бы нашел вакантное место. Только боюсь, что
вся работа встанет. Все будут сшиваться в баре и соблазнять вас журналистскими
байками. Вы сломаете мне оперативную работу и уведете лучших сотрудников.
– Вы думаете? – Я улыбаюсь и поглаживаю лохматую голову
Старика, который, кажется, прописался у моей кровати.
– Я собственник. Я сам хочу соблазнять вас
журналистскими байками, – Лещ смотрит прямо на меня.
Нужно поощрить тебя, Лещарик. Все это время ты был
удивительно корректен, удивительно предупредителен, ты устроил женщине римские
каникулы, ты все взял на себя и возьмешь еще больше.
– Только ли журналистскими байками? – Я смотрю прямо
ему в глаза.
– Вы правы. Не только. – Он наконец-то решается:
– Я хочу соблазнять вас без всяких журналистских баек.
Я хочу вас соблазнить. Это звучит пошло?
– Это звучит вполне естественно.
– Что вы скажете на это?
Сейчас нужно выбрать точную фразу, Анна. Женщина, пережившая
такой стресс, не может очертя голову броситься в любовное приключение. Женщина,
потерявшая близкого человека, не может пойти на скоропалительную связь. Но,
если мужчина привлекает ее, она должна дать ему понять это…
– Я скажу – мне не будет это неприятно. Более того… – я
замолкаю.
Лещ, теперь уже откровенно и без всякого повода, берет меня
за руку: теперь в этом жесте нет ни ободрения, ни поддержки, ничего того, что
было во всех его прошлых прикосновениях. Только откровенное желание.
