– Помните, Анна, вы говорили… Что, если появится ваш
человек… Он просто подойдет к вам и возьмет за руку. Я беру вас за руку,
видите…
– Да. Ваша рука похожа на руку, которую я всегда ждала.
Но не сейчас, Миша. Поймите меня. Я еще не готова.
– Хорошо Я подожду, когда вы будете готовы…
Да. Пока я не готова Пока нет возможности встретиться с
Костей и отчитаться за проделанную работу, пока нет возможности передать
остатки ампул. Пока нет возможности выяснить, что же произошло в богоспасаемом
Дубровнике. Остается много таких «пока». И, наконец, самое главное: пока я не
смогу копаться в душе Леща так же, как в его мусорном ведре…
Теперь я выгляжу на все сто, но не спешу сдавать главные
козыри. Он увидит меня во всем блеске только через три дня, на семилетнем
юбилее компании, куда я официально приглашена. Как новая сотрудница
аналитического отдела и штатный психолог. Это недопустимое совмещение
должностей, но Лещ пошел на это. Я сильно подозреваю, что штатного психолога
навязали мне после психоаналитических экзерсисов с Андреем, они произвели на
Леща сильное впечатление. А расплывчатый термин «сотрудница аналитического
отдела» был придуман специально для меня.
Я согласилась на предложение Леща со сдержанной радостью –
совсем никак не реагировать было бы глупо, а откровенный щенячий восторг
несколько бы снизил мой образ, который за последнюю неделю поднялся в глазах
Леща на недосягаемую высоту. Решающее наступление на Леща было назначено мною
на послефуршетный вечер. Мы немного выпьем на банкете, я постараюсь обаять его
ближайших сотрудников (чуть-чуть ревности ему не повредит), а потом я предложу
ему сбежать с праздника в лучших традициях фильмов из «Тысячи и одной ночи
кино» – программы, которую крутят лещовские ребята из киноредакции. Дома мы
извинимся перед Стариком, еще немного выпьем, теперь уже на брудершафт. Я
позволю ему поцеловать себя. А потом… Потом будет ночь, и утром я проснусь не
одна, а с прирученным Лещом рядом с собой.
Целый день перед банкетом я привожу себя в порядок. Синяки
сошли, и лицо очистилось, из зеркала на меня смотрят вдохновенные глаза
победительницы, умело подкрашенные по технологии Стасика (милый гомосек,
волшебник Изумрудного города, когда все кончится, обязательно приглашу его в
какой-нибудь навороченный гей-клуб). Из зеркала на меня смотрит вдохновенное
лицо записной хорошенькой сучки Анны. Ты чертовски хороша, ты чертовски хороша,
ты чертовски хороша, покойный хирург-пластик Николай Станиславович
действительно был классным специалистом, царствие ему небесное. Ты другая, не
такая, какая была до убийства банкира и его жены. Но ты не хуже. Во всяком
случае – куда более опытна и куда более умна. Спасибо всем за мою
подретушированную шкуру и обновленный цинизм души. Аплодисменты!
…Когда Лещ в семь вечера заехал за мной, я была во
всеоружии, стильная штучка, та самая, которая соблазнила Эрика в подсобке
ресторана, которая соблазняла всех остальных во всех других местах. Еще
неизвестно, кому придется быть соблазненным. Лещ.
Он стоял у дверей и не мог сказать ни слова.
– Едемте, Миша, – мягко напомнила я ему о своих прямых
обязанностях– Я уже выгуляла Старика. Едемте.
– Вы. Это вы…
– Без синяков я выгляжу лучше, правда?
– Вы очень красивы.
– Я просто пришла в себя. Не вижу в этом ничего
выдающегося.
– Ничего выдающегося, кроме вас самой. – Он не очень-то
разнообразен в комплиментах.
– Как вы меня представите? Или представляться
необязательно?
– Теперь и я думаю, что представляться необязательно.
Как бы я вас ни представил, все равно все подумают: вот чертяга Лещ, любимчик
судьбы, который отхватил самую красивую женщину, – он испуганно смотрит на
меня, – хотя бы на вечер. Я отхватил вас на вечер?
– Пожалуй, да. Едемте, я готова.
* * *
…Семилетний юбилей, некруглая библейская дата, праздновался
с большим размахом в ресторане Дома кино, арендованном на целый вечер. В
качестве места празднования выдвигались куда более престижные места, включая
«Рэдиссан-Славянскую» и несколько богатых ночных клубов, но коммерческий
директор компании, сам бывший киношник, закончивший карьеру в должности
директора картины, предпочел патриархальный Дом кино. Собрать всех не
получилось – ресторан просто не вместил бы большинство техперсонала компании:
присутствовал только тележурналястский костяк, творческие кадры и
отцы-основатели.
Было довольно весело и вполне традиционно: раздача слонов,
импровизированный капустник, сочиненный на скорую руку разными подразделениями
компании, здравицы в честь руководства и себя любимых. Тост за процветание
компании и тост за погибших товарищей, произнесенный в полной тишине. Общество
тихо набиралось водки и пива только отечественных производителей (рекламодатели
щедро спонсировали акцию), становилось все более отвязным и раскованным,
начинало подтрунивать над собой, своей профессией, своими боссами, своей страной.
Среди гостей я увидела несколько знакомых лиц. Даже очень знакомых,
растиражированных телевидением до рвотного рефлекса: актеры со вставными
номерами (Фигаро смотрелся бы здесь органично, если бы дожил до этого дня),
политические деятели средней руки, спортсмены (из числа предпочтений спортивной
редакции), поп-звезды и прочий бомонд.
Маленький домашний зверинец.
И среди этого маленького зверинца я увидела неприметного
грызуна, такого неприметного, что он казался приглашенным по ошибке: никакой
экзотики, всегдашняя унылая живность средней полосы. Это был человек Кости, я
знала это, я была к этому готова. Мне хватило тридцати секунд, чтобы
переброситься с ним парой фраз, ощутить вежливо-влажное прикосновение губ на
своей руке, отдать осколки ампул и проворковать интимно-медицински:
– Нужно сделать химический анализ.
Отчаянная бабенка, я сделала это очень вовремя.
Лещ почти не отходил от меня.
Он не соврал: он официально ввел меня в компанию не только
как своего человека, но и как свою женщину. Я была к этому готова. Я умела
производить впечатление – и на это меня натаскали. К середине вечера никто не
был разочарован в выборе Леща: именно такая женщина ему нужна, читала я в
преданных полупьяных и добрых глазах подчиненных. Некоторые из особенно
приближенных уже знали историю моего появления в доме Меньших; некоторые из
наиболее смелых и наиболее пьяных почтительно целовали мне руку, следя за тем,
чтобы Лещ не воспринял их невинные жесты как личное оскорбление: авторитет
босса был непререкаем, а местом здесь дорожили все. Я легко завоевала
коммерческого директора, бывшего киношника (он так же, как и я, обожал
Хичкока), шеф-редактора службы информации (он собирал рецепты нетрадиционного
приготовления кофе), заведующего отделом расследований (он оказался старым
альпинистом).
Я была в ударе, но в то же время не могла избавиться от
чувства странного беспокойства: целый вечер за мной наблюдали. И это были не
глаза Леща, это были глаза совсем другого человека – глаза, исполненные
откровенной ненависти.
