– Знаешь, – мягко сказала я ему, – я, пожалуй, все-таки
уеду к себе.
– Ты же сказала…
– Какая разница, где тебя ждать? Место и время не имеют
значения.
– Имеют, – он по-прежнему ненавидел проигрывать. – Я
должен видеть тебя всегда.
– Ты не сможешь видеть меня всегда. Хотя бы в силу
твоей работы.
– Я должен знать, что могу увидеть тебя всегда.
– Милый, – я не подходила к нему, все это время мы
держались поодаль друг от друга, – милый, я не хочу просто видеть тебя. Мне
этого недостаточно. Я… Я хочу любить тебя. Я хочу быть с тобой.
Я подошла к окну и прижалась к нему лбом. И сказала,
выдержав паузу, которой позавидовала бы безногая Сара Бернар на закате карьеры:
– Я хочу спать с тобой. Прости, это звучит пошло. Но я
хочу спать с тобой. Я ничего не могу с этим поделать, – как раз сейчас немного
бесстыдства не помешает, это подогреет прохладную кровь Леща.
– Это звучит божественно. – Он встал за моей спиной, и
каждым позвонком я почувствовала, как ему хочется прикоснуться ко мне. Еще
секунда, и его губы заблудятся в моих волосах.
Но он не прикоснулся.
– Тебе нравятся орхидеи?
– Не знаю. Мне никто никогда не дарил никаких
экзотических цветов. Если не считать помятых эдельвейсов, которые наши
одичавшие альпинисты подбросили мне в палатку на день рождения…
– А когда у тебя день рождения?
– В июле. А что?
– Просто принимаю к сведению.
– Только не вздумай купить мне тур в европейский
Диснейленд. Круиз по Средней Волге меня тоже мало вдохновляет. Учти, я женщина
дикая. Похожая на всех одичавших альпинистов сразу.
– Самая очаровательная дикарка из всех, кого я знал… Я
придумаю что-нибудь более впечатляющее, обещаю тебе. Ты взглянешь на цветок?
– Да, конечно. Прости.
Я открыла коробочку с орхидеей. На сюрприз в стиле шикарного
бриллиантового кольца Зои Тереховой я рассчитывать не могу, после вчерашнего
афронта это выглядело бы двусмысленно. Но милую безделушку за все страдания
вполне заслужила.
В коробочке с цветком лежал флакон. Прежде чем открыть
плотно притертую пробку, я спросила у Леща:
– Это духи?
– Это больше, чем духи. Это то, что я думаю о тебе. Это
то, что я чувствую в тебе. Это то, как я чувствую тебя.
Что ж, Лещ, очень мило. Мой собственный запах ускользал от
меня, он был стерилен, в его отсутствии, как в зеркале, отражалась такая же
стерильная душа. Оставаться без камуфляжа всегда опасно, я понимала это, но так
и не подобрала себе духов: Костин «унисекс» и жеманно-обманчивые запахи
стилиста Стасика, похожие на профессиональный пот проститутки со стажем, мало
привлекали меня. Может быть, третья попытка удастся. У тебя есть шанс, Лещарик.
– Вот как?
– Именно так, девочка.
– А скольких женщин ты чувствуешь так же, как меня?
– Другие женщины здесь ни при чем. Эти духи сделаны на
заказ. В единственном экземпляре. У меня есть приятель, парфюмер… Он составляет
букеты запахов. Ты знаешь, что я сделал? Я рассказал ему, что встретил женщину
своей жизни… – Лещ испуганно посмотрел на меня, но я выслушала признание
благосклонно, и ни один мускул не дрогнул на моем хорошо тренированном лице. –
Я попытался описать тебя… Приблизительно, потому что постичь тебя до конца
невозможно… Какая ты: когда спишь, когда улыбаешься, когда говоришь со мной,
когда завариваешь кофе… Когда молчишь со мной, когда ничего не боишься и
боишься всего. Какая ты хрупкая и сильная одновременно.
Оригинальный способ признания в любви. Лещ. Да ты всегда и
был большим оригиналом.
– Я попросил его создать духи для тебя. Совершенно
новые.
– Разве это не требует времени? Большого количества
времени?
– Нет. Любовь тоже не требует времени. Она либо
возникает сразу, либо не возникает никогда.
– Может быть, – задумчиво произнесла я: мне ничего не
было известно о любви.
– Открой их. Они должны тебе понравиться.
Не спуская с Леща глаз, я медленно открыла пробку и поднесла
флакон к лицу. Чтобы лучше почувствовать запах, я опустила веки. Тонкий аромат
духов робко вошел в ноздри, но спустя минуту уже заполнил все клеточки моего
тела, добираясь до самых потаенных, скрытых от меня самой уголков.
Происхождение запаха мне было неизвестно, как было неизвестно свое собственное
происхождение, и в этом заключалось наше единственное сходство. А во всем
остальном… Это был аромат незнакомой, неизвестной мне женщины, вместившей в
себя целый, так далекий от меня мир: мир нежного шелкового белья, нежных
полусонных объятий, нежных египетских кошек на руках, нежных песчинок на
загорелой коже, нежного покалывания в пальцах от прикосновений, нежных поцелуев
в острые края ключиц, нежных спинок крабов на отмелях, нежного дыхания у самых
створок губ, нежного легкого вина, нежного низкого солнца, нежных теней от
сплетенных тел…
Этот запах почти оскорбил меня.
Он не имел со мной ничего общего. Только теперь я поняла,
как глубоко, как безнадежно Лещ ошибся во мне, как он сам загнал себя в угол
призрачной страсти, из которого нет выхода. Жалкие представления о жалкой любви
жалкого человека. Черт бы побрал тебя. Лещ, точно так же ты ошибся в Егоре
Самарине, таком же жалком, как и ты, которого я – только я! – да еще
профессиональные убийцы из команды Лапицкого сделали страстотерпцем и
мучеником. Точно так же ты ошибся в своей старой собаке, такой же жалкой, как и
ты, которая не смогла разглядеть во мне врага – серьезного врага, опасного
врага, безжалостного врага, циничного врага. Врага, который пришел погубить все
то, что тебе так дорого. Врага, который пришел разрушить твою жизнь.
– Что с тобой? – тихо спросил Лещ. – Ты плачешь? Только
теперь я с ужасом почувствовала, что по щекам моим катятся тихие слезы. Только
этого не хватало. Хотя… Хотя, по здравом размышлении, это самая пикантная,
самая точная реакция, будем считать, что импровизация удалась.
– Нет. Нет. Я не плачу. Это по-другому называется.
– Тебе понравилось?
– Кажется, я люблю тебя.
– Кажется? – Он все еще боялся подойти ко мне.
– Я люблю тебя.
– Тебе правда понравилось?
– Я не знала, что я такая.
– Ты лучше. Ты много лучше. Ничто не может… Тогда уже я
сама подошла к Лещу и, прежде чем он успел испугаться этого, положила ладонь
ему на губы.
– Знаешь что, милый? Поедем ужинать…Мы отправились в то
самое маленькое кафе на Сретенке, о котором говорил Лещ. Сегодня вечером в нем
не было никого, кроме нас и официантов, незаметных и предупредительных. Я не
могла ни на чем сосредоточиться. Капли духов, навязанных мне Лещом, жгли
запястья и мочки ушей, как клейма, как стигмы, они вносили сумятицу в мою
бедную, запрограммированную на уничтожение Леща голову, и мне с трудом
удавалось сохранять контроль над собой.
