Пики, высокогорные долины Западных Гималаев. Самые высокие горы на Земле, сформировавшиеся пятьдесят миллионов лет назад, когда Индия врезалась в Азиатский континент.
Закрываю глаза и представляю себе эти горы. Глетчеры в Кашмире. Каровые озера на хребте Ладакх. Снег на маковых полях Гиндукуша.
Забираюсь в самолет на свое сиденье. Мой организм требует героина.
Деревня. Костры, где готовят пищу. Обветренный пожилой мужчина склонился над своим урожаем. Он достает перочинный ножик и с любовью надрезает маковую головку. Научное название опийного мака — Papaver somniferum. Шумеры и древние народы, населявшие долины Индии, называли его «хул гил» — цветок радости. Когда в Индию пришли представители арийской расы, они открыли, что этот цветок позволяет узреть Брахму, создателя Вселенной.
Всего пару недель назад красные и желтые лепестки красовались на верхушках зеленых стеблей. К удовольствию пожилого мужчины. Потом лепестки облетели, но растения выдержали снежный гнет. Коробочка с семенами, имеющая яйцевидную форму, цела и невредима. Под нажимом лезвия выделяется мутноватый молочный сок. Это и есть опий в чистом виде.
Мужчина созывает своих сыновей. Чтобы извлечь сок, делают вертикальный продольный надрез. Под воздействием высокогорного воздуха сок темнеет и густеет, застывая черно-коричневой массой. Все семейство собирает эту массу, превращая действо в настоящий праздник урожая, старшие лепят из нее плитки или брикеты и упаковывают их в пластиковые пакеты.
Опий не приносит большой прибыли, но жители деревни вполне довольствуются тем, что продают товар экспертам, знающим, что с ним делать дальше. Однажды, прекрасным январским днем, появляется караван мулов, забирает урожай опия и перевозит его через афганскую границу в Пакистан. Предприятие по очистке мака представляет собой задрипанную фабрику, расположенную в жилых кварталах Лахора. В кипящей воде опий перемешивается с соком лайма. Морфий удаляется с поверхности, повторно нагревается с нашатырным спиртом и снова проходит фильтрацию. Затем получившаяся коричневая паста нагревается с ангидридом уксусной кислоты в течение шести или семи часов при температуре восемьдесят пять градусов Цельсия. Для того чтобы все примеси выпали в осадок, добавляют воду и хлороформ. После раствор процеживается, добавляется карбонат натрия, чтобы героин загустел. Следом героин проходит через угольный фильтр и очищается спиртом. Очистка, то есть четвертая стадия, при которой используется эфир и соляная кислота, чревата тем, что вся лаборатория может взлететь на воздух. Но допустим, все остались живы; тогда героин снова проходит фильтрацию и получает штамп «готово к транспортировке». Получившийся в конечном счете мягкий белый порошок известен всем под номером четыре. На производство одного килограмма героина уходит десять килограммов опия, но он того стоит! Килограмм четверки оценивается примерно в сто тысяч долларов.
Первым человеком, изготовившим героин, был К.Р. Алдер Райт, английский исследователь, который синтезировал его в 1874 году в госпитале Святой Марии в Лондоне. Он полагал, однако, что использовать его опасно. В 1897 году Генрих Дрейзер из фармацевтической компании «Байер» представил сразу два новых лекарственных препарата — ацетилсалициловую кислоту и диацетил-морфин: первый получил известность в качестве аспирина, второй — как героин. Дрейзер опробовал оба лекарства и решил, что у первого нет будущего, тогда как второе станет панацеей от всех болезней двадцатого века, и поэтому он окрестил его героическим именем — «героин».
Из этой фабрики в Лахоре наркотик переправляется грузовым рейсом, везущим дорогие кашемировые рубашки из Карачи в аэропорт Ньюарка, США. Груз проходит под носом у таможенников (которых ломает проверять каждую партию текстиля, следующего из Пакистана в США) и попадает на склад в Юнион-Сити, штат Нью-Джерси. А оттуда грузовиками на запад.
Таков воображаемый путь следования моей дозы. Ну да, что-то наподобие, хотя скорее корабельным грузом, чем авиа. Но как его достать? Я не до такой степени идиот, чтобы везти контрабандой тот запас, который у меня остался. Нужно найти каналы в самом Денвере. Как только попаду туда. Скорее. Прямо сейчас.
То есть понятно, что я должен раскрыть дело. У меня масса вопросов. Кто убил Викторию Патавасти? Кто послал анонимную записку? Как долго я смогу находиться в Америке, пока до меня не доберутся английские или ирландские копы? Но самый важный вопрос — Господь свидетель! — как мне разжиться героином в течение ближайших часов по прибытии в Денвер?
Тридцать тысяч футов за бортом. Гренландия. Джон с плохо скрываемой радостью смотрит кино. Я углубляюсь в книгу. Бхагават-гита, билингва. Полагаю, причина выбора — в Виктории. Бред, конечно.
Берег. Острова. Озера. Бурые орошаемые поля. Реки. Равнины. Мы оба пялимся в иллюминатор, пролетая над Миссисипи. Опять поля, унылые неуклюжие постройки. Автострада. Цвета потускнели, как одежда великана, застиранная и залатанная слишком много раз.
Горы — как преграда перед краем света. Как поселенцы преодолели их? Почему они не остановились пред их величием? Скрип шасси, подскок. Самолет приземлился в только что построенном международном аэропорту Денвера. Белые вигвамы над огромным терминалом. Иммиграция. Кожа начинает гореть. Руки трясутся. Ох, ну, вперед! Пять стоек на выбор. За одной из них — человек по фамилии О'Рейли. Вроде свой, поможет, в случае чего.
— Какова цель вашего визита в США?
— Туризм.
— Бывали здесь раньше?
— Да, когда был студентом, приезжал на несколько месяцев. Бывал только на Восточном побережье, — проговорил я, весь трясясь.
— Вам холодно?
— Не люблю кондиционеры в помещениях, от них всегда холодно, — ответил я, стараясь скрыть волнение в голосе. Пограничник — вот что значит национальная солидарность! — не стал больше прикапываться.
— Ирландия. Хотел бы я туда поехать. Там превосходные гольф-клубы.
— Это да, что есть, то есть, «Роял портруш», великолепные виды на Шотландию.
— Как долго вы планируете находиться на территории США?
— Всего несколько месяцев.
Шлепает печать в паспорт, улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Прохожу дальше.
Выдача багажа. Автоматическая сортировочная машина выкинула куда-то треть всех вещей, находившихся на борту. «Технические неполадки», — сказал противным голосом служащий аэропорта, пытаясь унять толпу, уже готовую его линчевать. Но с нашими рюкзаками все обошлось.
Таможня. Синие униформы. Декларировать нам нечего, хотя при мне коробка с иглами, которую я пометил как «инсулиновые шприцы». Я беспокоился, что это чересчур очевидно и таможня наверняка конфискует коробку, но мы прошли зеленый коридор, и никто нам слова не сказал. Я спокойно мог протащить свой долбаный героин.
Вышли. Господи, ну и жара! На небе ни облачка. Три часа пополудни. Сто градусов на шкале термометра на рекламе какого-то банка. Слишком много рекламы. Даже на такси. Мы забираемся в салон одной из машин.
