Ты суешь руку в карман, нашариваешь водительское удостоверение Гектора Мартинеса. Роняешь его у двери.
Вынимаешь нож. Глаза привыкают к темноте.
Хоть свет и выключен, сквозь окно гостиной видно, что ураган опять разбушевался. Ты проходишь через гостиную. Открываешь дверь в спальню. В углу виднеется увлажнитель воздуха. Шуршит вентилятор. Виктория спит. Так красиво. Умиротворенно.
Блеснуло лезвие.
Виктория.
Дышит.
Ближе.
Ближе.
Ее матовая шея слабо освещена. Сонная артерия чуть пульсирует. Ты сжимаешь нож крепче. Скорее порез, чем колотое ранение.
Ближе. Вдруг что-то случилось. Громкий шум. Скорей всего, это мягкая игрушка, на которую наступили, пискнула и пропела пару тактов из «Beautiful dreamer».
Виктория подскочила, раскрыла рот, чтобы закричать. Но не закричала. Вместо этого она, наверное, улыбнулась и спросила смущенно:
— Амбер?
Выстрел. Единственная пуля навсегда стерла с лица земли это прекрасное создание.
Я вздрогнул. Неожиданно проснулся. Осмотрелся кругом. Дождь почти перестал, он лишь увлажнял стекло иллюминатора, стекая по нему ручейками и оставляя узоры. Лодка у пристани покачивалась вверх-вниз. Фалы мягко стукались о металлическую мачту.
— Я опоздала в школу, — сказала девица.
— В школу или в колледж? — спросил я.
— В школу.
— О господи!
— Я же тебе говорила вчера ночью, — произнесла она.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Да меня ж посадят! — простонал я.
— И не только за это, а еще за хранение марихуаны, распространение запрещенных веществ, совращение малолетних, незаконное вторжение в чужие владения, за взлом и проникновение, за грабеж, ну и еще наберется, — говорила девица, поднимаясь с койки и садясь на пол.
У нее были рыжие волосы — вьющиеся, длинные, бледная кожа в веснушках. Она выглядела намного моложе, чем мне показалось вчера ночью, в этом холодном освещении.
— А тебе сколько? — поинтересовалась она.
— Двадцать четыре, почти двадцать пять.
— Ты выглядишь старше.
— Спасибо. Ты тоже.
— Нет, ты действительно выглядишь старше.
— Гхм, ну, у меня было трудное детство, — оправдался я и стал искать курево.
— Оно и видно, — согласилась она, надевая кофточку. — Хочешь кофе?
— Давай. А сколько времени?
— Начало одиннадцатого. До одиннадцати у меня занятия, так что пока никто не хватится.
— А родители?
— Перед уходом я сказала им, что останусь у Джейн.
— То есть ты намеренно отправилась искать приключения?
Она не ответила. Вместо этого подошла к плите и включила газ. Чиркнула спичкой, налила в чайник воды из бутылки. Я приподнялся на локте, свесил ноги вниз.
— Откуда ты знаешь все эти приблуды из области права? — спросил я.
— Вычитала в книжке «Введение в гражданское право Великобритании». Собиралась на юридический… или на журналистику.
— Собиралась?
— Мне надоели экзамены, школа, весь этот шлак, я хочу стать певицей. — Она нашла банку с печеньем, открыла ее.
— Я поступил в колледж Куинс, — поделился я собственными воспоминаниями, — и тоже учился через пень-колоду. Это было лучшее время в моей жизни, серьезно, ты должна это испытать, сдай свои экзамены и поступай в колледж. Пьянки, гулянки… От души советую.
Вода вскипела, она насыпала кофе в кружку. Подала мне, прихватив еще пару печений на закуску.
— Спасибо, — поблагодарил я, сделал глоток и откусил крошечный кусочек.
Она присела на прокладочный стол, глядя на меня. В одной руке расческа, в другой косячок.
— Ты, значит, предлагаешь отказаться от наркотиков и остаться в школе, — сказала она с легкой иронией в голосе.
— Ну да, — подтвердил я.
— И тогда я тоже достигну вершин успеха и смогу, как ты, вламываться на чужие яхты?
Я взял косяк из ее пальцев и затушил его со словами:
— Для этого ты еще маловата!
— Ладно, папочка, — засмеялась она.
— Правда, бросай.
— Между прочим, травы мне дал твой приятель, Джон.
— Ну, он не лучший образец для подражания.
— Он сказал, что раньше был полицейским.
— Вот именно.
— Еще сказал, что мне лучше пойти с ним. И что ты — обдолбанный нарик, — спокойно произнесла она.
Я не отреагировал. Девица прищурилась, на ее юном лице отразилось беспокойство.
— Джон сказал, ты тоже служил в полиции. Что произошло? Ведь из полиции уходят уже старики. Тебя что, уволили? Или сам ушел?
— Подал в отставку, — ответил я и замолчал.
— Почему?
— Тебе на один вопрос ответишь, а следом еще тыща, — с притворной усталостью в голосе сказал я.
— Ты намекаешь, что я слишком много болтаю?
— Нет. Но я серьезно тебе говорю: тебе надо поступать, не губи себе жизнь. Сделай одолжение, окончи школу.
— Сколько у тебя было высших баллов за экзамены?
[2]
— Четыре.
— Ого! Ты гений, что ли?
— Типа того.
— Борода тебя старит и не идет совсем. Ты ее отпустил, потому что лицо слишком вытянутое? Зря старался: не помогло. А вообще ты красавчик: зеленые глаза, темные брови, изящный нос… Только выглядишь нездоровым, по правде сказать: худой, сутулый. Тебе бы надо получше следить за собой.
— Господи, если я так кошмарно выгляжу, как же мне, черт возьми, удалось уломать такого специалиста в области стиля…
— Именно что уломать, — перебила она. — К тому же твой друг Джон настойчиво пытался объяснить мне в мучительных подробностях, как именно он планировал чинить свой мотоцикл.
— Захватывающая тема, — согласился я и вздохнул. Она была права. Эта глупая семнадцатилетняя девчонка была права во всем. Удивительно. Кожа у меня начала покрываться мурашками. Время подходило, но не здесь же и не на глазах у ребенка, в конце концов!
— Нам пора, — сказала она, будто угадав мои мысли. — Я в душ.
— Ты уверена, что здесь есть душ?
