— Чё продаете-то? — спрашивает он.
— Ничего. Сэр, я провожу опрос, чтобы спасти деревья, вековые леса. Только…
— Платить-то надо?
— Нет, не совсем, это…
— Хорошо, тогда где расписаться?
Я протягиваю ему клипборд, он вынимает ручку из кармана на рукаве и расписывается рядом с номером своего дома. После этого весь клипборд оказывается в масле.
— Все? — спрашивает он.
— Да, но если… м-м-м… вы захотите сделать… э-э… пожертвование, — произнес я, стыдясь своих слов.
— Нет, это вряд ли.
— Что ж, еще раз спасибо.
— Не за что, рад помочь.
Я разворачиваюсь и иду по дорожке обратно. Он задвигает за мной дверь.
Черт, говорю я сам себе, и рисую еще один нолик на своем листке. Подхожу к следующему дому. Звоню, никто не отпирает, ставлю «Н/Д».
В следующих четырех домах тоже никого, и, наконец, в пятом к двери подходит азиатского вида девочка в форме скаута.
— Твои родители дома?
— С незнакомыми не разговариваю, — храбро отвечает она и хлопает дверью.
Я возвращаюсь на дорожку. Смышленый ребенок, ничего не скажешь.
Очередной дом, опять никого. Еще один — пусто. В следующем доме перед раздвижной дверью появляется пожилой белый мужчина в мятом костюме.
— В конце концов дождь охладит наш пыл, верно? — произносит он.
— Да, послушайте, этим вечером у вас в районе я провожу опрос в защиту…
— Вороненая сталь. Сорок четвертый калибр, — продолжает он.
— Что-что?
— Знаешь, что у меня за пушка?
— Нет.
— Полицай-пистоле криминаль системы Вальтера, — важно произносит он, прищурив глаза.
— Правда?
— Угу. Когда открываешь дверь незнакомым людям, лишняя осторожность не повредит.
Я опускаю глаза и замечаю, что в левой руке он сжимает пистолет и похлопывает им по бедру.
— Знаешь, у кого был такой пистолет?
— Нет.
— У Джеймса Бонда. Это пушка в точности как у Джеймса Бонда, — говорит он и раздвигает губы в улыбке, от которой я чуть не падаю в обморок.
— Знаете, это просто потрясающе, спасибо вам огромное, но мне пора.
— Ты зачем приходил, мальчик?
— Просто оставить листовку, вот, пожалуйста.
— Ты шотландец?
— Ирландец. В общем, очень вам благодарен…
— Ирландец, шотландец — какая разница?
— Нет, разница есть, небольшая, но есть. Что ж, благодарю вас, спокойной ночи, — проговорил я второпях и заспешил на дорожку.
К тому моменту, когда я встретился с Чарльзом в конце улицы, я не подписал никого. Я не стал рассказывать о человеке с оружием, чтобы он не подумал, что у меня истерика. Но я взял из кармана двадцать баксов и сделал вид, будто развел двоих на пожертвования по десять баксов с каждого.
— Неплохо, совсем неплохо, Алекс, эта улица была посложнее, непростой тест. Слушай, обойдем еще несколько домов вместе, а потом встретимся с остальными, давай?
— А где съемочная бригада? — спросил я.
— Для них уже слишком темно, но мне кажется, они отсняли достаточно на сегодня.
Он не потрудился рассказать о том, кто они такие и что делали, так что я тоже не стал на этом зацикливаться.
Чарльз привел меня опять к домам побогаче, и я задумался, не было ли это продуманной хитростью — сначала натравить меня на одни отказы, чтобы посмотреть, не впаду ли я в отчаяние.
Само собой, на этой улице мы смогли завербовать еще троих, а одного даже на пожизненное членство.
Дождь утих, и когда мы встретились с остальными, все были приятно возбуждены и веселы. У них был удачный вечер, и треть денег достанется им. Мы поехали обратно в город, по дороге все болтали и смеялись. На съезде с автомагистрали остановились поесть пиццы в довольно дрянном с виду месте.
Сдвинули вместе несколько столиков. Чарльз в ударе. Он неустанно что-то говорит, и неожиданно внимание переключается на меня.
— Александр, а что бы ты сейчас делал в Ирландии? — спросил Чарльз.
— Ну, сейчас в Ирландии пять утра, поэтому, видимо, спал бы.
— Нет-нет, я имею в виду, как бы ты проводил время по вечерам, как развлекался… У вас есть такие пиццерии, как эта?
— Таких — очень мало, и они дорогие, пицца у нас чаще подается в ресторанах, — отвечаю я, немного смущенный тем, что оказался в центре внимания.
— Так что бы ты делал?
— Думаю, пошел бы в паб.
— А правда, в пабах полно музыкантов, играет музыка и все такое? — спросила Амбер.
— В некоторых — да, но в основном там…
— Я был в пабе в Дублине, и, пока мне принесли мой «Гиннесс», прошла вечность, я даже подумал, они про меня забыли, — перебил Чарльз. — Так долго…
— Так и должно быть, «Гиннесс» необходимо наливать очень медленно, — объяснил я.
— Да, я так долго ждал, и там было так накурено, ужас, мне было жалко персонал, просто кошмар, — сказал Чарльз.
— А там играют в эту игру с палками? — спросил Эйб.
— Ирландский хоккей на траве, — уточнил я.
— Ты играешь в него? — не отставал Эйб.
— Нет.
— Чарльз был чемпионом по лакроссу в Брайте, — сказал Эйб, — похожая игра вроде, нет?
Амбер и Чарльз быстро переглянулись.
— Что за Брайт? — спросил я.
— Ты читал «Сепаратный мир» Джона Ноулза или «Над пропастью во ржи»? — спросил Эйб.
— Нет.
— Там описаны похожие школы, Чарльз и Роберт оба из этого мира. Заносчивость, игра в крикет, все дела, — продолжал Эйб. Очевидно, он пытался расшевелить Чарльза, подразнить немного, но в чем-то переусердствовал. Амбер смерила его таким взглядом, от которого он замер на полуслове.
— Александр, а у тебя есть какое-нибудь хобби? — спросила Амбер, глядя на меня своими ледяными глазами.
— Да нет, не то чтобы, — ответил я. — Хожу на американский футбол, на обычный футбол, так, иногда, я не особо спортивный.
К счастью, наконец-то принесли пиццу.
Я собирался откусить, но замер с открытым ртом и через некоторое время обнаружил себя глядящим на Амбер Малхолланд, на то, как она проливает колу на свою белую блузку. Протянул ей салфетку, и она поблагодарила меня восхитительной улыбкой. Вот только что-то в этой улыбке было не так: прекрасная, как залитое солнцем кукурузное поле вокруг ракетного комплекса.
Как она отреагирует, если ее муж или деверь окажется убийцей? Я пристально изучал ее. Придет в ужас, а может, ей все равно? Да нет. Несмотря на внешнее спокойствие, она кажется уязвимой. Есть в ней какое-то сходство с Мэрилин Монро или леди Ди.
