— Он вообще очень милый, понятно?
— Ходят такие слухи.
Только приготовив яичницу, чай и поджарив еще один рогалик, я спохватываюсь:
— Как там наш герой?
— Энди?
— Да, Энди.
— Ему лучше. По крайней мере, он начал нормально дышать. Темный звонил мне сегодня утром, он говорит — все в порядке, Энди поправится. Его перевели куда-то в другое место.
— В какое именно?
— Точно не знаю. В какое-то другое отделение больницы. Главное, что не в морг.
— Да, это действительно главное.
— Это было бы ужасно, Майкл! А ты как думаешь?
Мне не хочется говорить, что я думаю, поэтому я отвечаю:
— Я рад, что Энди лучше. Кстати, как тебе удалось выбраться? В пабе, наверное, было полно народу.
— Нет, когда я уходила, там уже никого не было. Только мама, папа и я.
— И все-таки мне кажется, что тебе следовало как следует выспаться. Ведь из-за Энди ты полночи провела на ногах.
— Да, я действительно почти не спала, к тому же утром мы с мамой ездили в больницу, чтобы его проведать. Правда, нас не пустили, у них там неприемные часы. Мама говорит, что Энди всегда ей нравился, но это вранье. В общем, ты, конечно, прав — я очень устала. Мышка устала… Мышка хочет спать здесь, с тобой.
Внезапно я глубоко задумываюсь. Темный мог пустить за Бриджит «хвост», такой финт был бы как раз в его духе. И как раз сейчас филер находится прямо под окнами моей квартиры. Весьма вероятно, весьма… Особенно если припомнить, что сначала был избит Энди, а потом Темный стал болтать, что Бриджит, дескать, принадлежит ему, потому что у молодых нет его опыта и выдержки… Я думаю об этом снова и снова и чувствую, как у меня по коже бежит холодок.
— Нет, серьезно, как ты ко мне приехала? — спрашиваю я еще раз.
— На поезде. Готова моя яичница?
Яичница еще доходит.
— Знаешь, Бриджит, я думаю, впредь нам надо быть осторожнее насчет…
— Где моя яичница?! — визжит она, притворяясь истеричной примадонной.
Мы едим и ложимся в кровать, но мне не спится. Мне не дает покоя мысль о том, что Темный мог следить за Бриджит. В первую же неделю моего пребывания в Америке Скотчи продал мне бинокль, который он увел из чьей-то машины. Тогда он сказал, что на моей работе бинокль будет нужен мне постоянно, и, разумеется, я ни разу им не воспользовался. Сейчас я вспоминаю о нем, и пока Бриджит негромко посапывает под вентилятором, выбираюсь из постели и натягиваю кое-какую одежду. Потом я беру бинокль и поднимаюсь с ним на крышу дома. Солнце уже шпарит вовсю. Лучи его, отражаясь от кровельного железа и от круглых боков водонапорной башни, слепят глаза, и мне приходится выждать пару минут, чтобы привыкнуть. Потом я осторожно подхожу к краю крыши и смотрю вниз. Большинство стоящих внизу автомобилей мне знакомы, однако вскоре я обнаруживаю четыре машины, идентифицировать которые мне не удается. Сверху мне не видно, есть в них кто-нибудь или нет, но мне кажется, что если я пройду по крыше дальше и переберусь на соседнее здание, то смогу рассмотреть марку и номерные знаки подозрительных машин. Так я и поступаю. С помощью бинокля мне удается прочесть номера машин, и я стараюсь их запомнить, чтобы позднее записать. Еще довольно долго я сижу на крыше и жду, чтобы что-то произошло, но внизу все остается без изменений.
Тогда я снова спускаюсь в квартиру к Бриджит.
У дверей я встречаю Ратко. Он как раз собрался навестить меня. Под мышкой у него бутылка, в руках — три стакана. Три! Похоже, приход Бриджит сопровождался довольно громким шумом и не прошел незамеченным.
Я открываю дверь и кричу в комнаты:
— Мышка, приведи себя в порядок. У нас гости!
Я слышу, как она просыпается и, все еще сонная, неуверенно шлепает в ванную, чтобы накинуть какую-нибудь одежду.
Ее трусики валяются в коридоре, и я, приоткрыв дверь ванной, просовываю их внутрь.
— Твой фиговый листочек, — говорю я в щель.
— Что?
— Трусики.
— Галантен, как истинный ирландец, — говорит она и целует мне руку.
Ратко видит, что я улыбаюсь, и смеется как Санта-Клаус: ему нравится смотреть на нас с Бриджит.
Я сажусь рядом с ним. Бриджит выходит из ванной в моих джинсах и в моей майке с портретами «Андертоунз». Выглядит она, разумеется, совершенно потрясающе.
Ратко Ялович наливает нам виски. Когда у него хорошее настроение, он обычно наливает мне из бутылки, в которой плавает золотой лист, но сегодня жарко, к тому же жена с утра наехала на него из-за мышей и тараканов, поэтому сегодня мы пьем какой-то мерзкий суррогат. За стаканчиком Ратко рассказывает нам о своих проблемах, которые имеют сугубо личный характер и касаются его жены и ребенка. Строго говоря, это вообще не проблемы. Я делаю попытку решить их оптом с помощью банальнейших советов и избитых фраз, чем Ратко, кажется, остается доволен; во всяком случае, он совершенно искренне меня благодарит.
Некоторое время мы говорим о погоде, потом Ратко начинает расспрашивать Бриджит о ее жизни. Ее ответы нейтральны и носят общий характер, и я понимаю, что они адресованы и мне тоже.
Я спрашиваю Бриджит, не хочет ли она вздремнуть, пока мы разговариваем, но она качает головой. Ей нравятся новые люди. Впрочем, в благодарность за мою заботу она целует меня в щеку.
— Вы замечательно смотритесь вместе. Вам надо держаться друг друга, — говорит Ратко. От выпитого он уже слегка захмелел и сделался сентиментальным, но его слова странным образом отвечают моим собственным мыслям, и мое сердце наполняется нежностью к Бриджит. Быть может, характер у нее и не сахар, но она очень мила, ласкова со мной, и второй раз такую вряд ли встретишь.
— Ее лоно как будто создано для материнства, — говорю я.
Бриджит смеется, мы с Ратко тоже улыбаемся.
— Нет, — возражает Ратко, — вам нужно уехать из города куда-нибудь в деревню, на природу.
— Мы могли бы отправиться в Калифорнию, — говорит Бриджит. — Или на Гавайи. В любое место, где много солнца и близко океан.
— Я не против, — говорю я и смотрю на нее, и Бриджит берет меня за руку.
— Какая она, Югославия? — спрашивает она у Ратко, зная, что вопрос доставит ему удовольствие.
— О, это прекрасная страна! Там есть золотые песчаные пляжи, горы, прозрачные реки… Мои родители родом из-под Ниша, где родился Константин Великий.
— Мы могли бы поехать туда, — задумчиво говорит Бриджит.
— Нет, — твердо отвечает Ратко. — Лучше вам ехать в Ирландию.
Словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова, он подается вперед и звякает своим стаканом о мой.
— Да, мы могли бы отправиться в Ирландию! — восклицает Бриджит. Похоже, идея Ратко пришлась ей по вкусу.
