Скотчи подходит к нему и садится на пол. Выражение лица у него самое серьезное.
— Объясни мне еще раз, почему ты не можешь открыть замок на входной двери. Только поподробнее, — просит он. Ему очень не хочется расставаться с надеждой так скоро. Никому из нас не хочется.
Фергал качает головой:
— Замки, которые я открыл, очень простые. Это стандартная конструкция, очень древняя, стоило обточить пряжку, и дело было в шляпе. Замок на двери совсем другой. Он прочный, и ключ к нему толстый, с бородкой. Моя отмычка тут не подойдет. Вскрыть такой замок невозможно. Нужно иметь либо сам ключ, либо смастерить что-нибудь наподобие, а не из чего — у нас нет металла. И даже если бы был, мне понадобились бы месяцы, а то и годы, чтобы отточить его как надо.
Все это Фергал разъясняет очень терпеливо и мягко, но его слова все равно повергают Скотчи в состояние шока. Он начинает понимать, что и теперь, когда наши руки и ноги свободны, никакого выхода у нас по-прежнему нет. Пробить стену не стоит и пытаться — охранники сразу заметят следы нашей работы. Пол в камере сделан из крепкого бетона. Нет, единственный путь к свободе — через дверь.
— Тогда какой смысл?! — злобно говорит Скотчи. — Какая нам польза от того, что мы можем снять цепи, если мы все равно не можем выбраться из этой гребучей камеры?
— Я и не говорил, что в этом есть какой-то смысл, — смиренно отвечает Фергал. — Не понимаю, почему ты на меня злишься…
— Это мое дело, на кого злиться, а на кого нет, и ты мне тут не указывай! — чеканит Скотчи.
— Прибереги этот тон для своих крутых друзей из Кроссмаглена, — отвечает Фергал, тоже начиная закипать. — Нас ты этим не удивишь.
— А ты когда-нибудь кого-нибудь удивил? — презрительно бросает Скотчи.
— Я отомкнул наши долбаные замки.
— Ну и какая нам от этого польза?
— А что сделал ты, кроме того, что заманил нас в эту дурацкую Мексику? — огрызается Фергал, Уже готовый сорваться.
— Послушай ты, урод… — с угрозой начинает Скотчи.
— Нет, это ты послушай!
— Помолчи-ка, Фергал, и дай мне объяснить тебе кое-что!
Они начинают потихоньку подталкивать друг друга, и я закрываю глаза, чтобы не видеть этого. И затыкаю уши.
— Нет, сначала я объясню тебе одну вещь!
— Ты меня учить вздумал, сопляк?! Да имел я тебя в одно место!
— Это только слова, Скотчи, только слова, а ты попробуй…
Я трясу головой. Слушать их дальше выше моих сил. За окном — раннее утро, и скоро должно начаться мое кино. Я ложусь на спину и гляжу на реки, города, каналы и железную дорогу, которую я почему-то не заметил раньше. Она соединяет два самых крупных провинциальных города на левом континенте, который — даже с учетом хронической нехватки воды и проблем с орошением — все же несколько опережает второе королевство по уровню развития техники. Сейчас на этом континенте воплощается в жизнь новый военный план, который должен сдвинуть с мертвой точки ситуацию на фронтах. Военный министр просматривает записки и докладные и видит, что все идет, как задумано. Железнодорожной линии отводится в новом плане решающая роль. Ложное наступление на юге, быстрая и тайная переброска войск на север и внезапный переход Большого Ущелья… Основные силы Оконного континента еще будут связаны на юге, перегруппироваться они не успеют, и противник обойдет их с фланга. Вся северная часть Оконного континента может быть захвачена очень быстро. Единственное спасение — отступить, оттянуть войска далеко назад в заросший паутиной угол — в болота у Припяти, в сибирские просторы. Заманить врага в глубь территории, измотать, обескровить…
Я улыбаюсь. Начинается утреннее представление. Тени металлических прутьев в окне медленно ползут справа налево, вытягиваются, ломаются о неровности потолка. Гм-м… Я смотрю на потолок. На потолок. На гребаный потолок.
И тут меня осеняет.
— Эврика, твою мать! — негромко шепчу я.
Нам потребовалась целая неделя, но в конце концов мы все-таки сумели проковырять в потолке достаточно большую дыру, чтобы в нее мог пролезть человек. Работали мы голыми руками, иногда пуская в ход наручные кандалы. Свою драгоценную отмычку Фергал нам не доверил. Каждый день перед появлением охранников ему приходилось запирать наши замки, и он боялся, что мы ее повредим. И все же нам удалось процарапать бетон до тонкого слоя битума, которым была залита крыша.
Надо сказать, что крыша тюрьмы была сделана из тонких железобетонных плит, которые с помощью крана уложили на массивные карнизы, тянувшиеся вдоль всего тюремного блока. Крыша таким образом состояла их простейших перекрытий. Стены служили в качестве опорных конструкций, так что вся постройка обладала достаточной жесткостью. С другой стороны, сами материалы наверняка были самыми дешевыми (я бы, например, не хотел оказаться в камере во время землетрясения), но для наших целей это было как нельзя более кстати.
Потолочная плита в нашей камере имела дюймов шесть толщины, но влага и перепады температуры не пощадили компонентов бетона. Крошился он, во всяком случае, довольно легко, и нам приходилось следить только за тем, чтобы дыра не вышла слишком большой — в противном случае часть крыши могла просесть, а то и вовсе обрушиться нам на головы.
В качестве дополнительной гидроизоляции железобетонную крышу залили слоем гудрона или какой-то другой битумной смолы, которая не пропускала дождевую воду. Но это было давно, быть может — несколько лет назад; с тех пор битум покоробился, растрескался и во многих местах облез. Правда, самые большие дыры были заложены листами дюраля, но их легко можно было сдвинуть.
К счастью, все мы когда-то имели отношение к строительству, поэтому мы знали, что и как делать. Крыша блока была плоской, поэтому во время очередной прогулки мы убедились, что, когда мы выберемся из камеры, со двора нас видно не будет. Кроме того, ночами было очень темно, а, по нашим наблюдениям, прожекторами освещали территорию нерегулярно и через довольно большие промежутки времени.
Большую часть работы выполнил Фергал, который сидел у меня на плечах, а когда я уставал — пересаживался к Скотчи. Впрочем, нельзя сказать, будто мы двое ничего не делали — держать Фергала было трудновато. К счастью, бетон, как я уже говорил, был дешевым, с большим количеством песка; он крошился очень легко, и мы, наверное, пробились бы на крышу еще раньше, если бы не необходимость соблюдать осторожность. Больше всего мы боялись повредить слой битума, который закрывал нашу дыру от взоров охранников на вышках. Его мы могли продрать голыми руками в ночь побега; делать это раньше не имело смысла и, как я уже говорил, означало ненужный риск.
Дыра располагалась в дальнем углу камеры. Мы постарались сделать ее как можно меньшего диаметра. От мусора мы избавлялись так, как это делалось в фильме «Большие гонки», — выносили цементную крошку и песок в собственных штанах и высыпали во дворе во время прогулок. Единственное, чего мы боялись, это того, что кому-то из охранников придет в голову осмотреть крышу сверху тюремного блока. Он мог заметить повреждение или — еще того хуже — провалиться сквозь дыру прямо к нам в камеру.
