— Я бы предложил Виталика. Дела у него сейчас из рук
вон плохи. Фирма дышит на ладан, он на грани разорения, а с такой женой… Вы же
видели сестрицу, он по ней с ума сходит, а она спит с кем попало. Замуж она
выходила за богатого человека и сейчас уже подыскивает ему замену. Человек в
его положении способен на многое.
— Уверена, милиции это тоже бы пришло в голову. У него
есть алиби?
— Само собой. Однако вовсе не обязательно самому махать
поленом. Нанял какого-нибудь типа, тот и поджидал старика в лесу. А приступ
удушья нужен был для того, чтобы выманить дядю из дома. В половине
одиннадцатого в лесу уже темень…
— Тогда у убийцы должен быть сообщник в доме. И убийца
должен быть уверен, что старик не вызовет «Скорую», а бросится к соседям.
— Это нетрудно предугадать.
— Но некто в доме подсыпал какую-то дрянь старику,
чтобы спровоцировать приступ удушья. Как, по-вашему, наемный убийца может
незамеченным проникнуть в дом?
— Не так-то это трудно, как кажется, — пожал
плечами Антон. — Вы же видели, двери открыты. А потом… Он мог
познакомиться с Ириной, войти к ней в доверие… Она ведь живой человек, и ничто
человеческое ей не чуждо.
— На чужака здесь непременно бы обратили внимание.
— А если это кто-то из местных?
— Вам не кажется, что мы чересчур увлеклись? —
вздохнула я.
Антон засмеялся.
— Зато вам со мной интересно. Разве не так?
— Более чем. Уже стемнело, и, учитывая мрачность наших
фантазий, лучше вернуться домой.
— Слушаюсь и повинуюсь, — шутливо поклонился он и
предложил мне руку.
Мы зашагали к дому. Хоть я и считала его слова глупыми
бреднями, однако эти бредни здорово меня увлекли. Люди обожают тайны, и я не
исключение.
— Если вам интересно мое мнение, — вновь подал
голос Антон, — дядя был на редкость скверным человеком. Ирке жизнь
искалечил. Когда умерла тетя, она только-только школу закончила, собиралась
поступать в институт. Но дядя ей заявил, что она обязана остаться с ним. И даже
домработницу уволил, решив, что Ирка вполне справится. Прислуга, над которой
можно вдоволь издеваться и которой даже платить не надо.
— Она ведь могла уехать.
— И бросить его? Нет. Не могла. Она дурочка, которая
верит в то, что все мы кому-то что-то должны. К тому же она боязлива,
бесхарактерна.., в общем, не могла. Теперь он навечно привязал ее к этому дому.
И про Андрея я говорил серьезно. Он хороший парень, только бесхребетный. Сидит
в своем музее, на его работах уже пять человек защитились, а он все в научных
сотрудниках. Зная его мамашу, представляю, что теперь начнется. Да и Верка…
Вряд ли он устоит. Ни в какой музей картины он не отдаст. Искалечат они жизнь
парню, вот увидите. От этих чертовых денег не будет прока. Знаете, что я решил?
Завтра с утра сбегу отсюда.
— Не поверите, я предлагала сестре тоже самое,
— И правильно. Надо уносить ноги. И ни в коем случае не
брать эти деньги. От дьявола не может быть добра.
Надо сказать, произнес он это так убежденно, что я поверила.
И даже подумала, а не вызвать ли такси прямо сейчас, чтобы вскоре оказаться в
своей квартире и забыть про эту семейку. Потом я подумала о Таньке и решила,
что лучше остаться до утра. Если ей хочется просидеть здесь три дня, ради бога,
а меня пусть уволит. Но, когда мы подошли к дому, возникла еще мысль: оставлять
здесь сестрицу одну, пожалуй, опасно, а вслед за этим вот какая догадка озарила
меня: Антон рассказывал мне все это с одной целью — чтобы я покинула дом, а он
в результате получит на две тысячи больше. Короче, разводит, как пчелок, а я…
Как видно, моя внешность в очередной раз сыграла со мной гнусную шутку, парень
хоть и отпускал комплименты моему уму и сообразительности, но так и не смог
поверить, что я не идиотка.
Мы мило простились в холле, я вошла в свою комнату, заперла
дверь и прорычала сквозь зубы:
— Ну, ладно.
Конечно, я тут же позвонила сестрице. Нечего говорить, как
она была потрясена чужим коварством.
— Ты там держи ухо востро, — напутствовала она
меня, и я поклялась, что ни одного причитающегося им с Витькой доллара не
провороню.
Чужое пренебрежение к моему уму больно ранило, вместо того
чтобы лечь спать, я устроилась в кресле возле окна, уставилась в потолок и
принялась размышлять. «Требуется кое-что выяснить об этой семейке», —
подумала я и, решив начать с покойного, набрала номер своего бывшего
работодателя. Несмотря на то что я считала его подлецом и жмотом, расстались мы
не только мирно, но даже дружелюбно, а если учесть, что он мужчина свободный, то
ничто не мешало мне позвонить ему в столь неурочный час, сославшись на важное
дело. Эдик, то есть Эдуард Васильевич, мне невероятно обрадовался.
— Оленька, солнышко, рад тебя слышать. Чем занимаешься?
— Пытаюсь сохранить сестрице деньги.
— Очень интересно.
— Мне тоже. У меня к тебе вот какой вопрос. Ты был
знаком с Костолевским Львом Вениаминовичем?
— Да. Но он умер. Кажется, месяц назад.
— На самом деле его убили.
— Да-да, в новостях что-то такое говорили.
— Ты его хорошо знал?
— Нет. У старика был скверный характер. Пару раз я имел
с ним дело, после чего поклялся обходить его стороной.
— А что ты скажешь о его коллекции?
— Что сказать, — вздохнул Эдик. — Коллекция
неплохая. Шишкин есть, Айвазовский… Маковский есть.., кое-кто из авангардистов.
— То есть он серьезный коллекционер?
— Лева? Побойся бога. Он вообще не коллекционер.
Коллекционер — это.., это наш Градовский, не ест, не пьет, только думу думает,
что и где… Ну, ты поняла. Коллекционер за любимую картину не только деньги,
кровь свою до капли выкачает. А Лева так.., любитель. Коллекция досталась ему
от тестя, тот был каким-то партийным боссом в Министерстве культуры. Ни черта в
живописи не соображал, зато цены на рынке знал хорошо. Смог привить любовь к
искусству дочке, она училась в Строгановке, где и встретила Левушку. Художник
из него такой же, как и коллекционер. Пользуясь покровительством тестя, он
делал маленький бизнес, здесь продаст, там купит. Потом тесть умер, и он
получил его картины. Это и есть его коллекция. Сам он к ней ничего
существенного не прибавил. И практически ничего не продавал. В общем…
— Подожди. На что же он тогда жил?
