Мне принесли десерт, из-за него, собственно, я и осталась,
ух очень Самарский его расхваливал. Я задумчиво облизывала ложку, демонстрируя
дурные манеры, и пыталась решить, какое впечатление произвел на меня этот
человек. Скорее всего, он говорил правду. И, разумеется, ему не хотелось бы,
чтобы об этой правде узнали в милиции. Вроде бы глупость, но из-за подобной
глупости и я в милиции соврала, испугалась, что запишут в убийцы. Политики
народ нервный, увидеть свою голую задницу в какой-нибудь газетенке и грузчику
малоприятно, если он не извращенец, конечно. А политику это может стоить
карьеры. Хотя я не припомню, чтобы из-за подобных скандалов кто-то из них подавал
в отставку. Напротив, умудрялись выжать из ситуации максимум полезного, в
смысле популярности. За несколько дней до выборов — это компромат, а потом…
Александр Петрович, или просто Саша, прав: легче заплатить
шантажисту, чем его убивать. Если он не угробил старика накануне выборов, то
сейчас это было бы и вовсе глупо. Однако своей репутацией он дорожил и
предпочел вернуть фотографии, оттого и полез ночью в дом. Неужто там
действительно никто не запирает двери? Тогда почему карлик просил меня о помощи?
С одной стороны, все вроде бы логично и понятно. Кстати,
рассказ Самарского объясняет некоторые странности с Костолевским. Скорее всего,
жил он на денежки, полученные путем шантажа. Для Самарского копейки, а
старикану на хлеб с маслом хватало. Однако земля и дом, что он построил
несколько лет назад, стоят огромных денег. Должно быть, Эдик прав и старик
действительно провернул какое-то дельце. А что, если прав Самарский и
Костолевский шантажировал не только его? Домосед, милый дядька, который
приглядывает за богатыми соседями, а потом их попросту обирает? Карлик болтал о
власти, вот она власть. И клад — никакие не золото-бриллианты. Это компромат на
граждан. Точно. Кроме Самарского, были и еще жертвы. Вот кто-то из них старика
и убил. А потом и Ирину с карликом, так как боялся, что им известно о
компромате. Виталий и Егор в этом смысле действительно перспективны. Один
здорово нервничал, другой проявил завидное равнодушие к наследству. Или
все-таки все упирается в это самое наследство? Похоже, Самарский действительно
ни при чем. Хотя в тот вечер Ирина смотрела на него без всякой приязни, он
чем-то очень ее раздражал. А потом побежала к нему искать защиты? А если не
защиты она искала, а хотела продолжить дело, начатое дядей? То есть
шантажировать Самарского? Завещание произвело на нее ужасное впечатление, хотя
не совсем ясно почему. Вроде бы она ничего не теряла. И Самарский вполне мог
поддержать традицию и платить ей какие-то деньги, но убивать… Значит,
родственники или некто, кого я пока не знаю. Стоп. Старик завещал пейзаж
какой-то женщине. Самарскому «Искупление», ей пейзаж. Что, если она тоже жертва
шантажа? Такие шутки вполне в духе старика. Как же ее фамилия? Молчанова.., да…
Анна Молчанова. Живет где-то здесь. Надо бы с ней свести знакомство.
Воодушевленная этими мыслями, я отодвинула опустевшую
креманку и решила, что мне пора отправляться домой. Выйдя на веранду, я бросила
взгляд туда, где сидел Кирилл, и убедилась, что он уже ушел. Жаль, что я не
имела возможности понаблюдать за ним и не знаю, была ли у него здесь назначена
встреча, или он ужинал в одиночестве.
Я шла по дорожке, украшенной фонариками, и продолжала ломать
голову над многочисленными загадками. Но как только вступила в лес,
почувствовала смутное беспокойство. Первое, на что я обратила внимание: два
фонаря впереди не горели, теперь здесь было очень темно. А между тем два часа
назад с фонарями был полный порядок. Я насторожилась и пошла медленнее. Затем,
не отдавая себе отчета в том, что делаю, я сбросила туфли и теперь несла их в
руках, потому что стук каблуков по плитке в ночном воздухе казался
оглушительным.
Я преодолела еще метров пятьдесят и тогда заметила, что
слева под деревьями что-то блеснуло в свете луны. Я замерла, присмотрелась и
сообразила — это мотоцикл. Почему бы здесь и не быть мотоциклу? Мысль, кстати,
весьма здравая, но тут пришли другие соображения. Александр Петрович отбыл по
срочному делу и сейчас довольно далеко от Дубровки в компании граждан,
безусловно внушающих доверие правоохранительным органам. И если мне ненароком пробьют
голову, у него будет полное алиби.
Боже мой, ну конечно. Я невольно попятилась. Он настойчиво
внушал мне мысль о том, что убийца кто-то из родственников, а между тем Ирину
убили, когда она возвращалась от него, и то, что она просила у него помощи, я тоже
знаю с его слов. Укокошит меня, и мою раннюю кончину свалят все на ту же родню.
Хотя это, конечно, глупость. Меня-то зачем убивать? Мне ведь доли в наследстве
не полагается. Бегом, назад в ресторан, вызвать такси…
Я развернулась, заметила тень за своей спиной, хотела
закричать, но некто схватил меня в охапку и с силой зажал мне рот, а потом
оттащил в сторону от дорожки. Я попыталась огреть его туфлями, которые все еще
держала в руках, и тут он сказал:
— Веди себя прилично.
Передо мной был Кирилл. Но это отнюдь не успокоило, потому
что и он у меня был на подозрении. Он разжал руки и тихо спросил:
— Обязательно болтаться по ночам одной?
— Вам-то что? — буркнула я, решив, что если он не
придушил меня сразу, так, может, и обойдется?
— Это не тебя там поджидают? — он ткнул пальцем в
направлении мотоцикла.
— Вы думаете, меня хотят убить? — спросила я.
В лунном свете лицо его приобрело изумленное выражение.
— За что?
— Вы что, не знаете, какие дела здесь творятся?
— А-а, эти убийства. К тебе-то они какое могут иметь
отношение?
— Кто же меня тогда ждет? — растерялась я.
— Твой приятель на мотоцикле.
— Какой приятель? О господи… — Если честно, я успела
забыть недавний инцидент.
— Идем, — сказал Кирилл и взял меня за руку.
Мы пошли по дорожке. Я пристально вглядывалась в темноту, с
беспокойством отметив: как собран мой спутник, точно ожидает нападения. Мы
поравнялись с тем местом, где был мотоцикл, и убедились, что он исчез.
— Похоже, его планы изменились, — сказал Кирилл,
оглядываясь. — На всякий случай провожу тебя домой.
— Вы всем девушкам помогаете? — спросила я, хотя
лучше бы помалкивала.
— Нет, только красивым и глупым.
— Вас послушать, так я дура набитая. — «Ну кто
меня просил рот раскрывать?»
— А какая ты? Опять же, с эдакой красотой ум тебе ни к
чему. Обязательно найдется придурок, готовый прийти на помощь.
— Это вы себя имеете в виду?
— Разумеется.
— Самокритично.
