— Нам-то он не родственник, — дипломатично
напомнила Танька. — Мой жених в командировку уехал, его здесь даже не
было. И мы про родню эту ничего не знаем.
Тетя Клава кивнула, точно соглашаясь, откашлялась и
продолжила:
— Говорят, денег он оставил видимо-невидимо. Родни у
него много, но он ни с кем не знался, такой человек был. Сам по себе. А деньги
завещал племянникам. А они, говорят, дождаться не могли, когда дядя
преставится. Вот и вышло. А Ирине он дом отписал. Совершенно справедливо. Ведь
она за стариком ходила, точно за дитем малым. Так и ее убили. А уж чем им
карлик помешал, никто не знает. Он с покойным дружбу водил, может, тот и ему
что отписал. Поди разберись. Вот они, деньги-то. Одно беспокойство. Как
настроили дворцов на озере, никакого порядка. Мотоциклисты эти и наш Васька с
ними, хотя какие они ему друзья-приятели? Он их годов на десять старше. Носятся
целыми днями, кот вон пропал.
— А раньше убийства у вас случались? — робко
спросила я.
— Что ты, бог с тобой. У нас тихо. Это у богатых
наследство, а нашим чего делить? Козу да пятистенок. Мужики у нас смирные, даже
когда напьются, без скандала обходится. Да и наше милицейское начальство здесь
живет. А начальник у нас строгий, за порядком следит.
— Его фамилия Молчанов? — насторожилась я.
— Молчанов Олег Сергеевич. Уж лет пятнадцать как он у
нас, дом возле озера выстроил, а раньше жил вот тут, на соседней улице.
— А супругу его как зовут?
— Анна Игнатьевна. Привез ее из города. Красавица.
Хорошие люди, только вот бог деток им не дал. Она в нашем клубе кружок ведет,
тоже, как ты, художница. Дети ее любят. Зимой старух собирает песни петь. А у
нас такие певуньи есть, заслушаешься. Этой зимой их в город возили. Приз дали,
музыку в клуб и каждой по коробке конфет. Только уж очень жена-то его грустная
и молчунья. Улыбается ласково так, о здоровье спросит, и все. Оно и понятно,
чему радоваться, года идут, а деток нет. Вот дом построили, а кому его
оставишь? Так что все тихо у нас, грех жаловаться. Озерные сами по себе живут,
а мы сами по себе, всяк свое место знает.
— Говорят, Костолевский жил затворником? —
решилась спросить я:
— Я его редко видела. До Озерной далеко. А раньше у них
дача здесь была в конце улицы. Еще его супруга, царство ей небесное, жива была.
Потом как бросились все у озера строить, ну и они туда. Богатые к богатым. Хотя
место там нехорошее, — совершенно неожиданно заключила она.
— Это в каком же смысле? — заинтересовалась
Танька.
— А во всех смыслах. Мне свекровь сказывала, раньше на
то озеро без особой нужды не ходили. Нечисть там всякая. Вы, поди, в такое не
верите, а старики раньше верили. Не зря возле озера никогда не строились.
Говорят, там дна нет. Нырнешь и не вынырнешь. Вот так. А богатеев наших так
туда и тащит, хотя озер в округе полно. В старые времена там купец свою жену
утопил, застал с молодым любовником и обоим камни на шею.
— И они с тех пор по ночам ходят? — стараясь быть
серьезной, спросила Танька.
— Ходят не ходят, а место дурное. Вы вот, может,
думаете, бабка из ума выжила, а я вам точно скажу: стариков слушать надо. Уж
если сказали: дурное место, нечего и соваться. Первым там дом построил какой-то
большой начальник из города. У самого озера, только с той стороны. Не хотелось
ему с людьми, хотелось самому по себе. Вот и отгрохал. Таких домов тогда здесь
и не видывали. В три этажа, балкон. Зинаида, соседка моя, была у них в
домработницах. Сам-то здесь не жил, только на выходные приезжал, а жену здесь держал.
Она его лет на двадцать была младше, взбалмошная баба, все ей не так да не
этак. Провинилась перед ним в чем-то, это Зинаида так думала, все в город
рвалась, а он ни в какую. Поселил ее здесь не одну, а со своим сыном. Мальчишка
немой и слабоумный. Года три прошло, парню было лет шестнадцать, мачеха на него
все жаловалась, хотела, чтобы муж его в специнтернат определил, но он был
против…
Таньке надоели цветочки, она нетерпеливо переминалась с ноги
на ногу, я же слушала со вниманием, а чтобы сестрица не мешала, незаметно
продемонстрировала ей кулак. Танька вздохнула и вновь сосредоточилась на розах
в палисаднике.
— Что было дальше? — спросила я;
— Дальше? Зинаида выходной взяла, в город поехала, зуб
лечить. Приходит утром, хозяйка в постели лежит, задушенная. А парнишки нет
нигде. Только через неделю нашли, прибился к пристани.
— Мертвый? — нахмурилась Танька.
— Само собой. Убил он мачеху да с перепугу сам
утопился. Так тогда решили. Хозяин в больницу слег, а дом продал. Какому-то
художнику из Москвы. Вот уж нет у людей ума, дом покупать, где такое было.
Хотя, говорят, продал дешево, а художник-то его весь перестроил. Дом этот долго
возле озера один стоял, точно бельмо на глазу, потом еще двое выстроились,
потом как грибы полезли. Это я вам все к тому рассказываю, что стариков слушать
надо. Раз дурное место — значит, жить там нельзя. Не послушали — и вот три
убийства. Сроду у нас таких страстей не бывало.
— А когда эта история произошла?
— Ну.., лет семнадцать назад. Да. Костик мой в пятый
класс ходил. Точно.
— А фамилию этого начальника не помните?
— На что она мне? Можно у Зинаиды спросить, она у них
работала, должна знать.
Тут раздался характерный звук, и в облаке пыли мимо пролетел
мотоцикл.
— Васька Черт, — в сердцах сказала тетя
Клава. — Чувствую, он кота погубил. Бездельник великовозрастный. Сидит у
матери на шее. Ну, натуральный черт, не зря прозвали.
Я на мгновение замерла, а потом полезла с расспросами:
— Черт — это прозвище?
— Прозвище. Это Елены Евгеньевны сын, Васька Шутиков.
Ему лет одиннадцать было, когда он штуку выкинул: детня у нас тогда возле
кладбища собиралась, вы видели, наверное, кладбище рядом с поселком.
— Видели, — кивнула я.
— Ну вот, там церковь разрушенная, возле нее и гуляли.
Разожгут костер, песни поют. Со всей округи собирались. А Васька приделал себе
рога и хвост, улегся на могилу. И как туман начал подниматься, он возьми и
появись. Что было… С той поры и прозвище. И в самом деле черт, нет на него
никакой управы. Девчонок его дружки на мотоцикле сбили — откупились. Разве ж это
дело?
— Местечко тихим не назовешь, — нервно усмехнулась
Танька, когда мы, простившись с тетей Клавой, возвращались на Озерную. —
Хозяйку послушать, так здесь сплошь убийства. Охота тебе о всяких ужасах
выспрашивать?
— Я разобраться хочу.
