— Ее, — нахмурилась Зинаида. — Костолевский
попросил Лидию Михайловну с Иркой музыкой позаниматься. Хозяйке моей все равно
делать было нечего, она и взялась. Вот Ирка к ней и ходила. Девка она чудная,
подруг у нее не было, дядя строгий, смотрел за ней, ну, она все секреты Лидии,
хозяйке моей, рассказывала. А какие у нее секреты? В Сашку Самарского
влюбилась. Он тогда уже институт заканчивал, приехал на лето, а она еще в школе
училась. Хозяйка к ней хорошо относилась, жалела. После ее смерти Ирка сама не
своя стала. И так была нелюдимая, а тут вообще от народа шарахаться начала.
— Конечно, такое пережить. Не чужой человек. И так бы
умерла — горе, а тут убийство. И парнишку этого она хорошо знала, сына Исаева,
что мачеху задушил, — закивала тетя Клава.
Зинаида нахмурилась.
— Не убивал ее мальчишка, — вдруг сказала она.
Тетя Клава покачала головой.
— Опять ты за свое. Как не убивал, когда убил? Убил и
сам утопился. В милиции, поди, лучше знают.
— Знают, — отмахнулась Зинаида. — Чего они
знают? Исаеву лишь бы дело замять. Не очень-то они искали. Я тогда говорила и
сейчас скажу — мальчишка не убивал. Он тихий был. Глупенький, конечно, но
добрый, мухи не обидит, мачеху любил. Смотрел он на нее жадно, это да. Так ведь
она ему не мать, он парень да без ума. Всегда с ней, может, и сам не знал, что
с ним происходит.
— Вы хотите сказать, он был влюблен в свою
мачеху? — спросила я.
— Влюблен не влюблен, но смотрел на нее.., так, знаешь,
по-взрослому. Года-то шли, а он вроде уже парень, а вроде все еще ребенок… По
уму-то ребенок, а ведь по природе-то мужик. Меня когда следователь
расспрашивал, я как есть все рассказала, на вопросы его отвечала. Он только
кивал, да опять вопросик. Вот и вышло, мол, пасынок на мачеху глаза пялил и в
ту ночь приставать к ней стал. Она сопротивлялась, и он ее убил. А потом с
перепугу утопился.
— Ну так ведь и было, — развела руками тетя Клава.
— Много ты знаешь, — шикнула на нее
Зинаида. — Было, не было. Говорю, парнишка тихий, не посмел бы… Да он на
нее точно на икону молился. Это следователь все мои слова переврал да по-своему
вывернул. И воды он ужас как боялся, никогда даже на балкон не выходил, балкон
у них как раз над самой рекой, так у него голова от страха кружилась. И вдруг
утопился.
— Да кто ж знает, что у дурачка на уме?
— Не дурачок он, простоват слишком. А парнишка добрый.
И доверчивый. А тут такое нагородили: мачеху задушил, сам утопился… Не правда,
все это.
— Кто ж ее тогда убил? — разозлилась тетя Клава,
близко к сердцу принимая давно минувшие дела. Я тоже сидела крайне
заинтересованная.
— Я вот все думала, думала.., был у нее любовник.
— У кого?
— У Лидии. Хозяйки моей. Кто-то из местных. Если б
приезжал из города, непременно бы заметили. У нас чужой человек на виду. Вот я
и думаю: кто-то из местных к ней хаживал.
— Да с чего ты взяла?
— С того. Белье постельное я всегда меняла, а в то лето
она то и дело простыни сама снимет и непременно выстирает. То скажет: чай
пролила, то еще чего-нибудь. И сама постель заправляла, а то ленилась. И
мальчишке с вечера таблетки успокоительные давала, скажет: «Что-то Вовочка
сегодня очень возбужден» — и таблеток ему. Теперь я думаю, для того, чтобы спал
парнишка и ей не мешал. Я в доме до семи работала, а приходила утром, в девять.
Всю ночь она сама себе хозяйка, муженек только на выходные приезжал. Он ведь ее
сюда вроде как в ссылку отправил. Я слышала, как они ругались. Любовь у нее в городе
была, Исаев узнал, вот и злился. Может, у любовника семья была или просто не
хотел на ней жениться… В общем, с Исаевым она не развелась, а он ее сюда на
исправление отправил.
— Тебя не поймешь, если любовник городской…
— Нет. Она здесь кого-то присмотрела. Может, от
безделья. А тот из города ей однажды звонил. Я слышала. Ругались, страсть. Она
его все подлецом называла. А он ей — прости меня. И больше, говорит, не звони,
не хочу тебя знать.
— Она что, при тебе звонила? — нахмурилась тетя
Клава.
— Был грех, трубку внизу сняла и слушала. Она ему: у
меня с мужем отношения испортились, а он опять — прости, а потом как разозлится
и говорит: оставь меня в покое, и трубку бросил.
— Так, может, он ее и убил?
Зинаида головой покачала.
— Нет, не он. Я следователю о разговоре рассказала,
нашли его. Видно, Исаев знал, кто таков. Но если парнишку обвинили, выходит, он
ни при чем.
— А может, он свою вину на дурачка свалил. Если деньги
есть…
— Я думаю, Ирка знала, кто убил, — заявила
Зинаида.
— Да ты что? С чего ты взяла?
— А с того, что девка сама не своя ходила. Молчит,
дичится и от людей прячется.
— Откуда же ей знать, кто убил?
— Может, кого видела в доме случайно. Говорю, спуталась
Лидия с кем-то из местных. Может, мужу назло, а может, любовнику. Он-то ее и
задушил и парнишку утопил, потому как тот был в доме.
— Зачем же кому-то из местных ее убивать? —
удивилась тетя Клава, этот вопрос, признаться, и меня беспокоил.
— Так ведь с мужем она помирилась. То ли он ее простил,
то ли уговорила, подластилась с женской хитростью, но меж собой решили, что
лето здесь доживет, а осенью домой.
— Любовнику-то что за беда? Уж если непутная, так и в
городе бы с ним спелась?
— Может, не по нраву ему пришлось такое. Любовь штука
тонкая, поди разберись, что у человека на сердце. Повздорили, он ее и убил. А
потом и парнишку, чтоб, значит, все на него свалить, а может, и с перепугу. А
сам затаился.
— И это было в то лето, когда Ира влюбилась в Сашу
Самарского? — спросила я.
— Ага. Уехал он в Москву, а Ирка здесь осталась, только
его и видели. А потом и дед о бабкой у него померли. И уж встретились они,
когда он дом здесь строить начал. Хотя, может, и раньше виделись, тут уж я
ничего не скажу.
