— Боттичелли — это итальянский художник, — начала
оправдываться я.
— Чем у тебя только голова забита? — посетовала
Танька, сняла венок, повертела его в руках и вздохнула:
— Убожество и никакого художества. В приличный дом с
ним могут и не пустить.
— Надо было купить букет…
— Ну нет здесь цветов, нет… — Тут сестра замерла,
приоткрыв рот, а я пожала плечами. Метрах в десяти от нас в тенечке сидели
старушки в количестве четырех человек и торговали розами. Цветочки были как на
подбор и радовали глаз разнообразием оттенков. — Вот видишь, и никаких
проблем, — обрадовалась Танька и зашагала к старушкам. Мы немного
попререкались на тему, четное или нечетное количество роз следует покупать.
Старушки внесли в наш спор ясность, мы обзавелись букетом и направились к
машине.
Вдруг раздался душераздирающий треск, который стремительно
приближался, и через мгновение в облаке пыли очам нашим предстала шестерка
затянутых в кожу мужчин на мотоциклах. Бог знает откуда их принесло. Но они
вознамерились остановиться возле бара, что и сделали, а наш путь как раз
пролегал мимо.
Шестерка выглядела колоритно. Черные кожаные штаны и рубахи
в двадцатипятиградусную жару сами по себе впечатляют, прибавьте высоченные
сапоги с заклепками и прочую атрибутику, а теперь вообразите, какой от этой
кавалькады шел запах, если учесть, что пиво ребята уважали, а баню, скорее
всего, нет. Романист назвал бы это крепким мужским духом, Танька выразилась
проще:
— Господи, воняет-то как.
Густая растительность на головах мужчин была собрана в
хвосты и косы (шлемами, естественно, пренебрегали), нижнюю часть лица скрывали
банданы, должно быть, парни боялись задохнуться от пыли, а может, и от
собственного запаха. Банданы были разноцветными, но имели одну общую
особенность: все невероятно грязные.
Когда в трех шагах от тебя оказываются подобные типы — это
всегда тревожит, но особых пакостей от судьбы я все-таки не ждала, место хоть и
малолюдное, но обитаемое, и старушки, скорее всего, в обиду не дадут, а до
машины всего ничего.
В общем, я с избытком оптимизма двигала вперед. Оптимизму
особо способствовал тот факт, что ближайший ко мне парень стянул бандану с
лица, и тут выяснилось, что он не юное прыщавое создание, а мужчина лет тридцати.
В таком возрасте, по моим представлениям, у людей в голове начинают преобладать
здравые мысли и к кому попало на улицах цепляться лень.
Мотоциклы у всех выглядели роскошно, несмотря на пыль, и я
решила, что прибывшие абсолютно не опасны для юных красавиц. Остальные пятеро
тоже стянули банданы, выглядели они моложе первого, но тоже вполне сносно. Ну
тут один из них протяжно свистнул, после чего воскликнул:
— Какие девочки!
Второй тут же подхватил:
— Ангелочек, давай подружимся.
Третий заблеял:
— Красотка, познакомь меня с подружкой.
«Нормальные придурки», — решила я, стараясь смотреть в
сторону. Мотоциклы они не покинули, а расстояние до машины еще сократилось.
— Привет механизаторам, — весело ответила Танька.
Этого ей показалось мало, и она продолжила:
— Как колхоз? Продолжаем разваливать?
— Я чего-то не понял, — вновь заблеял парень,
глядя на друзей, как будто всерьез рассчитывал, что те начнут что-то объяснять.
— Попробуй со второй попытки, — предложила
сестрица.
— Может, тебе по башке дать? — в свою очередь
предложил парень. Я пихнула Таньку в бок, предлагая заткнуться, но она была
далека от этого.
— Лучше дружку по яйцам.
Я тихо застонала, парни возвысили голос, причем сразу
пятеро, а Танька сделала неприличный жест, демонстрируя свое отношение к чужому
возмущению.
Ближайший к нам парень лихо спрыгнул с мотоцикла, а я
подумала: «Зря родители считают Таньку умной». Но вдруг вмещался мужчина
постарше.
— Угомонись, Чума, — добродушно буркнул он. Скорее
всего, Чума — прозвище парня, такие типы обожают дурацкие прозвища, но
радоваться я не спешила. Определение «чума» очень подходило и моей сестрице, то
есть он мог иметь в виду, что ей стоит вести себя спокойнее, с чем я не могла
не согласиться.
Молодой человек повернулся к нему с сожалением во взгляде, и
стало ясно, что Чума — это все-таки он.
— Надо бы научить ее хорошим манерам, — заметил
он.
Мужчина поморщился и повторил:
— Угомонись.
Только я хотела порадоваться его здравомыслию, как поняла
причину такой доброты: на дороге появилась милицейская машина и плавно
затормозила прямо возле нас. Чума оседлал свой мотоцикл, а из машины вышел
усатый дядька и хмуро спросил:
— Все неприятности ищем?
Я опять-таки подумала, что это могло относиться к сестрице,
однако вожак байкеров принял это на свой счет.
— Что ты, Сергеич, просто с девушками знакомимся.
— Разбежался, козел, — ответила неугомонная
Танька, но мне уже было все равно, потому что я достигла «Альфа-Ромео» и даже
устроилась в кабине.
— Тебе никто не говорил, что везение не бывает
бесконечным? — спросила я, когда Танька плюхнулась рядом.
— Чтобы я каких-то уродов боялась? — презрительно
фыркнула она.
— Бояться и нарываться — два совершенно разных глагола.
— Да ладно, — отмахнулась сестрица и завела мотор.
Милиционер продолжал о чем-то говорить с парнями, что меня
порадовало, но все равно хотелось оказаться как можно дальше от этого места.
Через пять минут мы въехали на главную улицу поселка, и я
смогла вздохнуть с облегчением. Танька двигала малой скоростью, присматриваясь
к табличкам на домах.
— Название улицы видишь?
— А какая улица нам нужна?
— Озерная.
— Эта Первомайская.
— Да. А где Озерная?
— Откуда я знаю?
— Не занудствуй, — осадила меня сестрица. —
Пожалуй, лучше спросить.
Навстречу нам шла женщина с детской коляской. Танька
притормозила, а я спросила, открыв окно:
— Не подскажете, как проехать к Озерной?
— Вам вернуться надо, — ответила женщина. —
На перекрестке свернете к лесу. Там указатель есть.
