Но не смертельными же?! А Вика с Михаэлем сейчас вплотную подошли к грани, за которой начиналось небытие, Кай ощущал это всем своим измученным существом.
Они в западне! И западня эта, как ни странно, совсем рядом! Не там, где гнойником торчала тюрьма фон Клотца, нет — страшное происходило где‑то здесь, на горе!
На горе!
Так вот почему его подсознание погнало его за антигравом!
Мгновенно забыв и о ранах, и об ушибах, и о заставляющих кожу вздуваться и лопаться ожогах, Кай трясущимися руками вытащил из тайника прибор, прижал его к груди и помчался туда, где все сильнее и сильнее заходилась в ментальном ужасе его женщина.
Теперь он слышал Вику. Слышал четко и ясно. А это означало — учитывая жалкие остатки ментальных сил, — что она рядом. Уже совсем рядом.
Вике было плохо. Нет, не так — она находилась на грани безумия, с размаху ухнув в трясину тотального отчаяния и ужаса.
Оказывается, его сильная, стойкая и в то же время хрупкая и нежная девочка умудрилась снова сбежать от своего мучителя! Причем сбежать вместе с ребенком! Но, на свою беду, она направилась прямехонько к подземельям «Аненербе», и его соплеменники поспешили прийти на помощь неудачнику Фрицци.
И именно поэтому попытались нейтрализовать главную угрозу их планам — его, Кая.
Вика уже почти добралась до главного перевала, откуда начиналась тропинка, ведущая в сторону ближайшей деревни. Но потом, судя по всему, ее начали водить по кругу, чтобы дать возможность фон Клотцу догнать беглянку.
Что он и сделал.
Кай уже видел их. Вот только…
Вика, к груди которой крест‑накрест был привязан полотенцами ребенок, загнанным зверьком вжалась в уходящую почти вертикально вверх каменную спину горы. Над ней навис фон Клотц, цедивший что‑то сквозь зубы. А всего в какой‑то паре метров от них начинался крутой обрыв.
На дне которого и находился сейчас Кай…
И подняться вверх, туда, к Вике и сыну, он не мог. Быстро не мог.
Кай едва не взвыл от отчаяния, а потом попытался дотянуться ментально до ненавистной белесой твари, чтобы заставить его сделать всего несколько шажочков в нужную сторону, к обрыву. И все. И всего‑то.
Но он не смог!!! НЕ СМОГ!!!
Сил хватило лишь на короткий мысленный контакт с Викой. Он попытался поддержать, успокоить ее, но реакция девушки оказалась совершенно неожиданной.
Кай почувствовал всплеск такой обиды, такого отвращения, что едва не задохнулся от ударивших наотмашь эмоций.
Ну да, все правильно. Для Вики он — предатель, сволочь, пресыщенная скотина, моральный урод, попользовавший девушку ради собственного развлечения и затем вернувший игрушку владельцу. Фридриху фон Клотцу.
«Вика, нет, нет, все не так! Я люблю тебя, слышишь?!»
Но она уже ничего не слышала. Зловонно хихикающее безумие подошло к измученной девушке и ласково погладило ее по голове.
И Вика зашлась от хохота, медленно сползая по стене вниз.
Кай почувствовал, как в левом виске запульсировала какая‑то тонкая металлическая нить. А со дна души снова начал подниматься безобразный черный монстр, монстр тотальной, всепоглощающей ярости на грани того же безумия, в которое погружалась сейчас его женщина.
Только он, этот монстр, не отягощенный нормами морали, мог сейчас мобилизовать, выдернуть из анабиоза ментальную мощь «сверхчеловека». И раздавить этой мощью всех, кто попадет под руку.
Но с разницей в доли секунды произошли два события, заставившие обоюдное безумие разорванного андрогина сдать завоеванные было позиции.
Монстр Кая наткнулся на тоненький лучик радости, радости узнавания, восторга обретения. Причем не очень осознанного, на уровне ощущений и эмоций.
Это присутствие папы ощутил маленький эмпат. Его сын. Его Михаэль.
Черная образина завизжала от злости и попыталась уничтожить, растворить в щелочи мрака такие неправильные, такие неконструктивные эмоции, но у нее ничего не получилось, и через мгновение душевная гниль лопнула и исчезла.
А там, наверху, ситуация тоже резко изменилась. На скальном выступе появились новые действующие лица. Причем действующие очень даже правильно.
Фон Клотц ошарашенно смотрел прямо в направленное на него дуло пистолета. А рукоятка пистолета удобно устроилась в руке высокого загорелого брюнета лет сорока пяти, обветренное лицо и тренированное тело которого намекали на то, что мужчина большую часть своего времени проводит вовсе не в душном офисе.
Судя по всему, это и был Винсент Морено, полевой агент ЦРУ и отчим Вики.
За его спиной с трудом удерживал себя на месте невысокий стройный парень, сероглазый и светловолосый. Наверное, Слава, брат.
Еще дальше подтягивались к месту действия крепкие мужчины в камуфляже, в руках которых извивались и подвывали от страха две не самые симпатичные особи мужского пола, скорее всего, те самые помощники фон Клотца из местных.
Кай облегченно выдохнул — успели! Они успели! Теперь все будет хорошо…
И в этот момент фон Клотц помойной крысой метнулся к прекратившей заходиться от безумного хохота Вике и выхватил у нее ребенка.
Это произошло так быстро, что никто не успел среагировать, даже Морено. А потом стрелять уже было поздно.
Фон Клотц отскочил на самый краешек обрыва и, держа мальчика над бездной, потребовал, чтобы все убрались, иначе он сбросит выродка вниз. Ему не жалко, потому что это не его сын. Маленькая шлюха умудрилась прижить ребенка на стороне, и теперь ему, Фридриху фон Клотцу, нечего терять.
Так что всем лишним лучше исчезнуть, и поскорее. А девка пусть останется! Она должна быть наказана! Не подходите, слышите?!!
Он бесновался на краю обрыва, не замечая, как крошится под ногами земля…
А потом откололся целый кусок почвы. Фон Клотц покачнулся и, выпустив из рук ребенка, попытался ухватиться за ближайший валун.
Но в следующее мгновение полетел вниз, удивленно таращась в небо третьим окровавленным глазом, продырявленным пулей из пистолета Морено.
Кажется, там, наверху, кричали. И громче, отчаяннее всех — Вика.
Но Кай почти ничего не слышал и не видел, кроме летящего на острые камни маленького тельца…
Не осознавая, что надо делать и как, интуитивно, он схватил антиграв и включил его, направив на сына.
Кажется, Дитрих говорил что‑то про расчеты, про вес, но думать об этом было некогда, Кай врубил прибор на максимум.
И малыш буквально завис в воздухе, не долетев до дна обрыва каких‑то полметра! Наверное, ему там стало очень уютно и комфортно, словно на пуховой перинке, и мальчик мгновенно перестал плакать.
Но мало этого — сверху грузным альбатросом медленно планировало тело фон Клотца.
