Лет ей было уже тридцать. Или ещё. В общем, это с какой точки зрения посмотреть. Как по мне – так ещё. Как по МКБ десятого пересмотра – так уже. Для первых родов. Лена об этом смутно догадывалась, но особо не тревожилась. Она качественно чинила людям зубы и в органы, не сопредельные с ротовой полостью, особо не лезла ни руками, ни советами. И правильно делала. Родов, впрочем, она опасалась. Не столько из-за возраста, сколько из-за огромного количества родственников-врачей до седьмого колена по вертикали и до седьмой воды на киселе по горизонтали. Мама у неё была педиатр, папа – гастрохирург, брат – уролог, дядя – терапевт, двоюродный брат – психиатр. И все давали ей советы и предлагали помощь. Находили угрожающие симптомы и делали неблагоприятные прогнозы. То есть всё, как положено в узком семейном кругу.
У Лены хватило ума забить болт на советы родни, пригрозив им отлучением от бормашины, и госпитализироваться ко мне. Но её папенька не дремали-с. Они-с позвонили нашему начмеду и попросили взять дело «на контроль».
Начмед начала рьяно осуществлять контроль с того, что с порога палаты, не осмотрев, не выслушав и не изучив, заявила Лене, что та – уже «перезрелая груша» и дело, скорее всего, закончится кесаревым сечением. Моя подруга не была настроена на подобный исход дела, а за «перезрелую грушу» вообще оскорбилась до глубины души и весь день ворчала. И тут я не могла её не понять. Успокоив, что, мол, хорошо, что падалицей не назвали, а то наша начмед очень даже может, я изрекла глубокомысленную сентенцию про то, что утро вечера мудренее, не печалься, Алёнушка, нет такой лягушачьей шкурки, что в доменной печи не горит. Наутро начмед, осмотрев Лену на кресле и скептически нахмуря брови, изрекла, глядя на перчатку:
– Ткани регидные, Татьяна Юрьевна, скорее всего, будем оперировать!
– Может, дородовую подготовку назначим для начала, Светлана Петровна?
– Ну, попробуйте пару дней, хотя при таких регидных тканях… Сколько абортов сделала? – обратилась начмед к моей угнетённой такими речами подруге.
– Пять! – злобно буркнула она и добавила умоляющим голосом: – Мини.
– Вот! Пять абортов, ригидные ткани, шейка длинная и закрыта напрочь! О каких родах через естественные родовые пути может идти речь! – не успокаивалась неугомонная начмед, не обращая внимания на помрачневшую до предгрозового состояния Лену.
– Светлана Петровна, предполагаемый срок родов ещё только через неделю, давайте не будем ничего планировать. Пусть его пока идёт, как идёт, – пошла я на смертельный риск, заявив такое начмеду при интернах и акушерке. Дело в том, что по щекам моей беременной подруги уже покатилась первая слеза.
– Сердцебиение ещё не страдает? – строго воззрилась на меня начмед из-под очков. Лена схватилась за сердце.
– Не страдает и страдать не собирается! – рявкнула я, протянув историю Светлане Петровне: не верите своим и моим ушам – вот есть запись кардиотокограммы!
– Ладно! Надеюсь, успеем! – вошла в раж начмед. – Сегодня вечером я уезжаю на конференцию. В пятницу вернусь – и прооперируем! Планируйте на пятницу, Татьяна Юрьевна! Очень ответственная девочка, тем более её папа звонил – мне не нужны неприятности! А Лене, надеюсь, нужен здоровый ребёнок!
Я не буду вам рассказывать, что Лена говорила папе по телефону, – это не для слабых ушей, не смотри, что она стоматолог-терапевт, а не челюстно-лицевой хирург. Благими намерениями, дорогие мои, благими намерениями… Сами знаете, что и куда вымощено.
Разобравшись с текущими делами, я пришла к Лене в палату. Она сидела на кровати и смотрела в одну точку. Одной точкой была литровая бутылка прекрасного коньяка, которой её снабдил супруг при госпитализации с целью протирать соски. Ну да, на протирку сосков меньше, чем пятизвёздочного литра, никак не хватит. Это вам любой разумный человек подтвердит.
– Как думаешь, если я долбану грамм пятьдесят, хуже уже не будет? Там же уже все органы и всё такое, да?
– Лен, всё прекрасно, а будет ещё лучше! – с пафосно-восторженными интонациями старой девы, спасшей котёнка, заголосила я. – Конечно, грамм пятьдесят можно – хуже уже не будет!
– Ну, тогда сто… Да. По сто. Разливай!
– Ладно. Но только по сто – и всё, договорились? Ты всё-таки как-никак беременная. Мне можно, потому что я сегодня не дежурю и рабочий день у меня уже закончился. К тому же драгоценный начмед не то что не в лечебном учреждении, а даже не в городе, потому что уже едет на паровозе на свою конференцию, семь футов ей под килем, чтоб она уже была здорова. Ты на неё не обижайся. Она баба грамотная, но перестраховщица и трусиха – работа такая. Ей тебя прооперировать спокойнее. И быстрее. А папе она показаний на уши навешает. Я же их сама собственноручно и запишу в историю родов и в операционный протокол. Никто не придерётся.
– Не хочу кесарево! – глухо простонала Лена, разливая коньяк для протирки сосков по пластиковым стаканчикам. – Хочу так рожать.
И мы выпили за «так рожать».
– Как думаешь, если я закурю одну сигарету не взатяг, хуже уже не будет? Там же уже все органы и всё такое, да?
– Лен, всё прекрасно, а будет ещё лучше! – расслабившись от ста граммов спиртного залпом на голодный желудок, умильно засюсюкала я. И закурила. Благо Лена лежала в отдельной «блатной» палате с тамбуром, санузлом и кондиционером. Лена вытащила у меня из пачки сигарету и глубокомысленно затянулась.
– Как думаешь, если…
– Лен, марихуаны с собой нет!
– Да нет! Кофе я хочу. Нормальный натуральный кофе без молока. Крепкий, как моя жопа в семнадцать лет.
– Ща!
Я метнулась в родзал и, прихватив с собою подругу-коллегу, отличного врача по прозвищу Зюзя, и крепкий кофе, вернулась к Лене в палату. Лена уже довольно хихикала, передразнивая манеры Светланы Петровны. Зюзя делала страшно серьёзное лицо, как и положено ответственному дежурному врачу. Не забывая, впрочем, наливать. Спустя час ёмкость с жидкостью для протирки сосков была пуста. Зюзя заказала пиццу по телефону. А Лена заказала мужу ещё литр коньяка для протирки сосков. И мы продолжили.
Спустя некоторое время к нам присоединились собственно муж и постовая акушерка. А ещё минут через двадцать – анестезиолог. Лена, хихикая, рассказывала нам сексуальные истории из ранней юности. Разумеется, когда опять закончилась жидкость для протирки сосков, муж снова был отослан за оной. Зюзя говорила, что мы идиотки, а её посадят. Я уточняла, мы ли идиотки, если посадят её. В общем, милое дружеское непринуждённое party. После того как анестезиолог, пользуясь временным отсутствием мужа, ущипнул мою подругу за соски, она призывно завизжала, как кошка в марте, и даже уписалась от счастья. Потому что муж её сильно берёг и уже месяца два как не щипал ни за соски, ни за зад, ни за какие другие места.
– По-моему, я не только уписалась, но и сексуально возбудилась! – хихикая, сообщила нам Лена. – И что-то сильно много уписалась и как бы не совсем из того места, – уточнила она.
