Ясно, что Владимир Павлович намерен всеми правдами и не
правдами отравлять мое существование. Если он узнает о Сергее… «Надо уехать на
некоторое время, — размышляла я. — Может этот сукин сын немного
успокоится (в это верилось с трудом). И от Сережи придется держаться подальше.
Пройдет полгода и тогда можно будет видеться с ним в теннисном клубе, это будет
вполне естественно, вдова чувствует себя такой одинокой, а тут
красавец-мужчина, и, как следствие, вдруг вспыхнувшая страсть. Сергей чересчур
нетерпелив, вряд ли удасться держать его на расстоянии долгое время. Надеюсь,
сегодняшний разговор произвел впечатление и он серьезно отнесется к моим
словам».
Понемногу успокоившись, я прошла в кухню, выпила чаю, а
потом отправилась спать. Меня мучили кошмары и проснулась я с дурным
предчувствием, так что нисколько не удивилась тому, что произошло утром.
Где-то ближе к обеду позвонил Шерман.
— Лилия Романовна, — надо бы поговорить, —
как-то неуверенно сказал он, что было для него совершенно не свойственно,
оттого и напугало.
— Что-нибудь случилось? — насторожилась я.
— В жизни постоянно что-нибудь случается. Я могу
приехать?
— Конечно. Жду вас.
Он явился через полчаса, на губах играла оптимистическая
улыбка, но глаза из-под очков смотрели слишком пристально. Я приготовилась к
очередному удару судьбы.
— Так что там за новости? — подавая ему кофе,
спросила я, изо всех сил стараясь демонстрировать безмятежность.
— Да так, всякие пустяки. Однако известно, именно из
этих самых пустяков и состоит наша жизнь. Лилия Романовна, — неожиданно
сменил он тон, — почему вы до сих пор не поинтересовались, что получите по
завещанию? Неужели это вас не интересует?
— Как вам сказать? — пожала я плечами. — За
три года я привыкла не думать о хлебе насущном. Но что бы там не говорил
Владимир Павлович, замуж я выходила за Виктора, а не за его деньги.
— Однако будет обидно и даже не правильно их
потерять, — серьезно сказал он. — Боюсь, Владимир Павлович настроен
весьма решительно. Он обвиняет вас в соучастии в убийстве брата.
— Это следовало ожидать, — вздохнула я.
— Конечно особенно резвиться мы ему не позволим, но
крови он может попортить достаточно. Вы не пытались договориться с ним
по-хорошему?
— Боюсь, это совершенно невозможно.
— А жаль. Что ж, посмотрим, что нам готовит грядущий
день. А вам, Лилия Романовна, надо быть чрезвычайно осторожной, о любви пока
следует забыть, ежели денежки желаете сохранить.
Очень приличные, между прочим. Вы виделись с Сергеем?
— Да… — ответила я неуверенно.
— Придется со встречами повременить. Владимир Павлович
способен нанять армию частных сыщиков.
— И что это ему даст?
— Лилия Романовна, нам ни к чему очередной скандал
вокруг вашего имени.
* * *
— Нам? — насторожилась я.
— Нам, то есть вам и вашим друзьям, к коим смею отнести
и себя. Очень бы хотелось, чтобы эта история с убийством поскорее канула в
лету.
— Вы хотите сказать, что охранник под чьим-то давлением
может дать показания против меня?
— Охранник уже никаких показаний дать не может, —
вздохнул Валерий Петрович. — И я даже не знаю, хорошо это для нас или
плохо.
— Что значит «не может»? — насторожилась я.
— Сообщаю по секрету. Сегодня утром проводили
следственный эксперимент. Голицын демонстрировал где и как убил налоговика
Крутикова. В результате эксперимента… в общем, Голицын пытался бежать.
— И его убили?
— Ранен наверняка, на парапете обнаружили кровь. Он
спрыгнул с моста, раненый, в наручниках, лед на реке только что сошел.
Обнаружат тело или нет — вопрос, там рядом станция, его
могло затащить… Извините за эти подробности, — кашлянув, сказал он. —
Может быть воды? Вы побледнели…
— Нет. Продолжайте.
— В общем, тело могут обнаружить не скоро, а могут и
вовсе не обнаружить, но то, что Голицын мертв, для меня вопрос решенный.
— И теперь, когда он мертв, Владимиру Павловичу ничего
не стоит обвинить меня в сговоре с охранником и соответственно в соучастии в
убийстве?
— Не забывайте, есть признание Голицына в убийстве,
собственноручно им подписанное, и там о вас ни слова. Его побег акт отчаяния.
Такие парни панически боятся тюрьмы. Будем надеяться, что это дело перекочует в
архив, то есть оно перекочевало бы уже сегодня, не будь вашего настойчивого
родственника. Оттого я и поинтересовался, не можете ли вы с ним договориться? В
любом случае, вы должны являть собой образец скорбящей вдовы, ну и не терять
присутствия духа, конечно. Отправляйтесь отдохнуть, — легонько коснувшись
моей ладони, заявил он. — Куда-нибудь к морю. Красивой женщине не к лицу
грусть.
— Скажите, Валерий Петрович, муж действительно хотел
лишить меня наследства? — спросила я.
— Действительно или нет — судить не берусь, —
немного подумав, ответил он. — Но несколько раз заговаривал о том, что
намерен пересмотреть завещание.
— В чью пользу?
— Вот оно что… — засмеялся Шерман. — Лилия
Романовна, оставьте эти мысли. Частным детективом может быть мужчина или
какая-нибудь старушка, например, мисс Марпл. У такой красавицы, как вы, никаких
шансов. Мужчины начнут врать с три короба, лишь бы угодить вам, и каждый будет
думать о том, как затащить вас в постель, прошу прощения за вольность.
— И все же, вернемся к завещанию. Муж объяснил вам
причину, по которой желал бы изменить его?
— Нет. Однако для людей, близко знавших его, и для меня
в том числе, не секрет, что ваша семейная жизнь не была безоблачной.
Вы не производили впечатления счастливой пары, поэтому
некоторые… колебания в отношении завещания были понятны. В тоже время ваш
покойный муж никогда не скрывал, что безумно вас любит.
— То есть получается, виновницей нашего несчастного
брака была я?
— Хотите, чтобы я повторил все сплетни на этот
счет? — хихикнул Валерий Петрович. — Я выражу мнение большинства. Вы
не смогли простить измены мужа, но продолжали любить его.
