Я вскрыла очередной конверт, но вместо фотографии обнаружила
листы бумаги. Ксерокопия то ли письма, то ли какой-то объяснительной записки,
начиналась она словами: «Я, Лукьянова Татьяна Михайловна, проживающая по улице
Маслова, дом восемь, квартира тридцать пять…»
— Что это? — пробормотала я, на ходу читая письмо.
«…27 января сего года в поликлинике номер семь, где я
работаю, я познакомилась с Давыдовой Лилией Романовной, которая посещала
процедуры…» Я действительно в январе ходила на массаж, Жанка отправила меня к
своей тетке, как она выразилась, «лечиться от депрессий», я согласилась, потому
что поликлиника находилась в трех шагах от моего дома. Массаж мне делал парень
по имени Юра, слепой от рождения, а никакой Татьяны я вовсе не помню. «…Она
несколько раз приглашала меня в кафе, всячески выказывала свою
заинтересованность, говорила, что я ей очень симпатична, обещала устроить в
фирму мужа…» Да что за бред? Я едва не выбросила листы бумаги, но все-таки
продолжила чтение: «…22 февраля сего года она опять пригласила меня в кафе, мы
выпили, и Лилия Романовна пожаловалась на своего мужа, он ревнует ее, приставил
за ней следить какого-то парня, а у нее любовная связь, и она боится, что муж
об этом узнает. Я ей посочувствовала, после этого Лилия Романовна еще дважды
заводила разговор на эту тему, пока 20 марта не обратилась ко мне с просьбой,
которая заключалась в том, что я должна сыграть ее роль…»
— Сыграть ее роль, — повторила я как во сне.
«…Она пояснила, что в ночь с 24 на 25 марта будет у своего
любовника, а я должна провести ее в каком-нибудь людном месте, выдавая себя за
нее, чтобы молодой человек, наблюдавший за ней, смог убедиться, что она…»
Теперь до меня стал доходить смысл того, что я держала в руках. Дальше шло
подробное описание, как мы встретились возле теннисного клуба, как в подъезде
дома номер двадцать семь по улице Большая Гончарная переоделись в вещи друг
друга и вскоре покинули подъезд, как Татьяна Михайловна просидела несколько
часов в «Ласточке», вылила на себя красное вино и так далее. Заканчивалось
послание следующим абзацем: «…Я воспринимала все это как забавное приключение,
пока совершенно случайно не узнала, что в ту ночь муж Лилии Романовны был убит
и в убийстве подозревают его жену. Я очень испугалась, что меня обвинят в
соучастии, поэтому в милицию не пошла. Я пыталась связаться с Лилией
Романовной, но она избегала объяснений со мной. Восьмого апреля мне позвонили
по телефону с угрозами, что, если я пойду в милицию или расскажу кому-нибудь о
случившемся, меня убьют. Я не знала, что делать, хотела уехать из города, но
родных у меня нет и обратиться за помощью не к кому. Я вновь пробовала
объясниться с Лилией Романовной, но она сделала вид, что меня не узнала. С
некоторых пор я стала замечать, что за мной следят. Сегодня, 25 мая, я стояла
на троллейбусной остановке, когда кто-то неожиданно толкнул меня сзади прямо
под колеса машины. Только чудом водитель успел затормозить. Вечером мне опять
звонили с угрозами и советовали забыть Лилию Романовну. Я боюсь, что меня
убьют. Это страшная женщина, и я надеюсь, что бог ее покарает. Честное слово, я
ни в чем не виновата, я не знала, что она замышляет, а в милицию не пошла,
потому что боюсь, что меня посадят в тюрьму». Далее следовали дата и подпись.
Женщина очень подробно описала все, что произошло в
«Ласточке», и про встречу с таксистом тоже не забыла. У меня не осталось
сомнений, что в ночь убийства она действительно изображала меня по чьей-то
просьбе. Если я ее об этом не просила, значит, существовала женщина, выдававшая
себя за меня, причем мы с этой женщиной должны быть похожи… Кто в это поверит?
Да меня засмеют, стоит лишь заикнуться об этом. Если письмо попадет в милицию,
мне конец.
Я перевела взгляд на телефонную трубку в ожидании звонка, но
«папочка» не торопился. Он позвонил уже ночью, когда я, выпив снотворное,
смогла наконец-то уснуть.
— Ну вот, — сказал он насмешливо, — а ты
думала, никто не узнает о твоих маленьких хитростях. Женщину ты убила напрасно,
бедняжка вряд ли рискнула бы пойти в милицию.
— Я никого не убивала, — пробормотала я, прекрасно
понимая, как неубедительно это звучит.
— Конечно. Она сама нанесла себе удар тяжелым тупым
предметом, оттого и скончалась.
— Я не убивала мужа, и мне не за что было убивать эту
женщину.
— Это ты в суде расскажешь. Может, кто и поверит. Что
ж, муж, два его брата, фотограф, теперь еще и эта баба. Я ведь предупреждал, с
убийством всегда так. Убиваешь одного, потом второго, чтоб следы замести, а
потом входишь во вкус и мочишь налево-направо.
— Откуда у вас это письмо? — спросила я.
— Какая разница. Сегодня оно у меня, а завтра будет в
милиции.
— Что вы хотите? — спросила я и услышала:
— Все. Все, что у тебя есть.
— Я не понимаю…
— Заграничные счета. Назвать точные суммы? Прибавь
виллу в Испании.
— Откуда вы о них знаете? Кто вы?
— Я сказал, как тебе следует меня называть. Ну так что
будем делать с письмом?
— Вы же понимаете, мне понадобится время, это не так
просто.
— Я подожду. Но недолго. Я могу отправлять его в
ментовку частями. Неплохая идея, правда? Это как сериал. Все ждут, что будет
завтра. И это подстегнет тебя шевелиться побыстрее. Через неделю я отправлю
начало письма, скажем, первый абзац.
— Но…
— Никаких «но». И не вздумай хитрить. Мне нужно все.
— Подождите, ведь мне необходимо…
— Как только ты будешь готова перевести деньги, я
сообщу, куда. Спокойной ночи, любовь моя.
Я стиснула зубы и завыла по-звериному. Жуткий вой отозвался
в стенах дома и вернулся ко мне, изрядно напугав, я лежала в холодном поту,
таращась в потолок, и совершенно отчетливо где-то там над собой видела муху,
она еще билась в паутине, но как-то слабо, и чувствовалось, что она долго не
протянет.
Утром приехал Сережа, он очень изменился за эти сутки. Под
глазами мешки, лицо землисто-серое, рубашка вчерашняя, а узел галстука сбился
набок. Он ничуть не напоминал преуспевающего бизнесмена, скорее потерявшегося
ребенка.
— Эта сволочь мне звонила, — с порога начал
он. — Теперь он требует двести тысяч.
Я хотела рассказать ему о письме, но передумала, он был
слишком занят своими проблемами.
— Ты сделал, что я просила? — не очень-то
вслушиваясь в его слова, спросила я.
— Что? А… да, сделал. За Шерманом и этим парнем
присмотрят, только что толку? Он же держит нас за горло.
— Кто за ними присмотрит?
