— Нож. Сделай, что обещал. Я сниму ее.
— Ты спятила, — покачал он головой, нож упал на
пол, и мы оба вздрогнули от этого звука.
В комнате сделалось темно, я включила ночник, не вставая с
коленей. Я ждала. Обеими руками он стянул маску, загораживаясь от меня, провел
ладонями по лицу, пригладил волосы и поднял на меня взгляд. Так и есть. Данила…
Взгляд его начал меняться, страдание отступало, а наружу теперь рвалась
звериная злоба… Но я быстро справилась с собой и потянулась к нему навстречу.
— Это ты… — И тут же испуганно вскочила. —
Господи, но ведь ты… тебя же… если в милиции узнают… А вдруг они уже знают? Нам
надо бежать, сегодня, сейчас… Мы можем взять мою машину, как ты думаешь? Надо
быстрее…
— Подожди, — сказал он, взяв меня за руку и
заглядывая в глаза. — Ты меня любишь? Теперь, когда ты знаешь, кто я?
— Ты — это ты, — прошептала я, обнимая его. —
И я люблю тебя.
Он сидел ко мне спиной и неторопливо рассказывал, а я,
уткнувшись в его плечо, тихо плакала.
— Помнишь, как мы встретились впервые? Конечно, не
помнишь. Вы собирались на дачу, я был за рулем. Мы ждали возле твоего подъезда.
Ты вышла… у тебя была смешная шляпа с ленточкой… Вы ведь совсем не подходили
друг другу, верно? Я считал, это долго не продлится, ты никогда за него не
пойдешь. А потом Виктор сказал о свадьбе. Я знал, что у вас не все клеилось,
Виктор любил со мной откровенничать. Я думал, будь я на его месте… Конечно, мне
не светило, я просто радовался, что иногда вижу тебя. Когда Виктор предложил
мне жить в вашем доме, я чуть не рехнулся от счастья.
Но стало еще хуже. Я был чем-то вроде мебели, хотя мебелью
пользуются или хотя бы передвигают, а ты на меня никогда не обращала внимания.
Я знал о тебе все — что ты любишь, чего терпеть не можешь, я даже мог отгадать,
что ты сделаешь в следующую минуту. Ты входила в дом и сбрасывала шубу, тут
главное не опоздать, подскочить вовремя, иногда ты говорила что-то вроде
«спасибо» или «здравствуйте». Помнишь, ты порвала бусы и в досаде бросила их на
пол, бросила и ушла, а я ползал по комнате, собирая эти чертовы жемчужины,
положил на стол…
Утром ты просто зашвырнула их в ящик, тебе было неинтересно…
Я ведь в самом деле ни на что не рассчитывал, говорил себе, все правильно,
Виктор — умница, он лучше меня, он делает такие деньги, которые мне ни в жизнь
не заработать, поэтому у него есть ты. Он может себе это позволить, а я нет.
Мое дело — открывать перед тобой дверь и биться башкой о стену, когда он идет к
тебе в спальню.
А потом я узнал, что у тебя есть любовник. Удивляюсь, как я
не спятил. Какой-то придурок мог запросто получить то, о чем я и мечтать не
смел. Это было несправедливо. Я сидел в своей комнате и резал пальцы, чтобы
унять боль, утром приходилось врать, что поранился, когда возился с машиной.
Однажды мы остались вдвоем в доме, ты сидела в кресле, а я был за твоей спиной,
у меня голова шла кругом… Стоило только протянуть руку… Ты оглянулась, но
смотрела куда-то над моим плечом. «Пожалуйста, проверьте свет в гараже, я,
кажется, забыла выключить».
Как я тебя ненавидел. Гаевский возит тебя к себе на квартиру
и делает с тобой все, что угодно. Ни о чем другом я уже думать не мог. И
однажды сказал себе: она заплатит…
— Я тихо вздохнула, целуя его спину, боясь, что он
вдруг замолчит, но он продолжил рассказ:
— Я тешил себя планами мести, лежал ночью, таращась в
потолок, пока не понял: я это сделаю. И сделал. У меня были деньги, документы,
два паспорта на выбор и был план. Все оказалось даже проще.
Девчонку, похожую на тебя, я заметил в поликлинике, куда ты
ходила на массаж, это было вдвойне хорошо, ведь теоретически вы могли там
познакомиться. Вечером я ее встретил, а через неделю рассказал, как можно
разбогатеть, шантажируя богатую стерву. Она поверила, впрочем, что бы я ей ни
рассказал, она бы во все поверила. Взять твои вещи было еще проще, ты не
обращала на них внимания, осталось только дождаться подходящего момента.
Девчонка болталась в твоих шмотках три ночи, и только на четвертую нам повезло.
Я знал, что вы начнете ссориться, как только окажетесь одни, и о твоей привычке
убегать из дома тоже знал. Дальше тебе известно…
Я вернулся в дом, позвонив девчонке, чтоб она непременно
нарисовалась в кабаке, убил Виктора. Ты все сделала, как я хотел. Но чертовы
менты едва все не испортили, вознамерившись упечь тебя в тюрьму. Пришлось на
ходу менять план, но вышло даже лучше.
Я умер, и обо мне забыли. Какое-то время я отсиживался у
девчонки, ждал, когда заживет плечо, меня ранили во время побега. Она здорово
перепугалась, потому что об убийстве уговора не было, но я смог убедить ее, что
убила ты. В общем, она сделала так, как я хотел, написала письмо, чтоб я мог
тебя шантажировать, но потом начала что-то подозревать. А тут еще Владимир
Павлович. Он устроил за тобой слежку, нанял этого дурака-фотографа.
К тому времени я уже перебрался в дом. Знаешь, Виктор был
просто помешан на тебе, он хотел знать, чем ты занята каждую минуту, и
незадолго до убийства приказал установить камеры слежения во всех комнатах.
Пока ты была у родителей, я довел начатое до конца. Ты никогда не обращала
внимания, что кабинет Виктора меньше, чем спальня под ним? То же самое в
смежных с ним комнатах, это потому, что там есть еще одно помещение. Довольно
просторное, выходит в кабинет, дверь за книжными полками, здесь у Виктора стоял
сейф. Он ведь был очень осторожным человеком… Вот в этой комнате я и
обосновался, но иногда мне приходилось покидать свое убежище. А чертов фотограф
торчал возле дома и мог ненароком меня выследить. Пришлось избавиться от обоих
кретинов. Девчонка опять мне помогла, позвонила Владимиру Павловичу и вызвала
его сюда, пока вы болтали, я устроился в его машине, а фотографа навестил
позднее. Девица узнала об этом… Совсем дурой она не была, пришлось избавляться
и от нее. Все ваши планы мне были хорошо известны, раз вы договаривались в
доме. Но главное, я мог видеть тебя. Когда захочу. Только это было мучением. А
потом… потом стало еще хуже. Я боялся, как только ты узнаешь, кто я на самом
деле, я вновь стану мебелью. Это сводило меня с ума, я мучил тебя и мучился
сам, я искал выход, но его не было…
— Прости меня, — попросила я, крепче прижимаясь к
нему. — Если бы я знала… прости…
