Обидно. Ведь к третьей неделе стажировки у Сони уже проскакивали мысли и сны на языке этой прекрасной, в общем-то, страны. Но стоило понервничать – заблудиться, там, или угроза прямого эфира, – как эта простая и доступная речь превращалась в бессмысленную абракадабру. К слову сказать, в индивидуально организованной тишине Соня с удовольствием читала Марка Твена, О. Генри и Джека Лондона в оригинале, и это не вызывало у неё ни малейшего дискомфорта. Даже напротив.
Джош, мгновенно оценив ситуацию после Сониной реплики, сделал губами эдакое «пфу-у!», что, вероятно, означало: «Как ты можешь так плохо обо мне думать?!» – вручил визитку некоего Марка и со словами «тебе положен переводчик» ретировался, оставив Соню наедине с мыслями о собственном ничтожестве.
Перекур в обществе англоговорящего Джима отчасти вернул ей веру в себя, и она, ничтоже сумняшеся, решила брать быка за рога и сразу отправилась звонить этому самому Марку-переводчику, стараясь не думать о его до боли «родной» на слух фамилии, оканчивающейся, разумеется, не на «-ов» и не на «-ин», а очень даже на «-ский».
Времени оставалось всего ничего – сегодняшний вечер и завтрашнее утро.
– Аллё! Хто там уже?! Гаварите! – ударила Соне в ухо телефонная трубка фрикативным одесско-привозным «гэ». Языковые регистры переключились, но с заметным опозданием.
– Hello! May I…
– ШО?!
– Извините. Это я себе… Здравствуйте, могу я поговорить с Марком?
В недрах трубки раздался типичный громогласный вопль одесских двориков:
– Марик! Тебя какая-то жэнщына до телефона! Гаварит по-русски. Хто это?!
– Да не знаю я, ма, не ори!.. Ye-еs? – «Марик» добрался «до телефона» и включил всю отмеренную ему Создателем вежливость.
– Здравствуйте! Меня зовут Соня. Мне дали ваш номер и должны были предупредить о звонке. Я по поводу завтрашней телепередачи.
– Да-да, конечно! – радостно возопил «Марик».
– Я хотела бы встретиться с вами сегодня, познакомиться, обсудить возможные нюансы тематики. Где и когда вам удобно? – Если честно, то Соня типично по-женски надеялась, что в ответ её спросят, где и когда именно ей удобно, и уже прикинула в уме ресторанчик буквально напротив госпиталя, где тепло, светло и цены не кусают – последний оплот Тайной Лиги Курильщиков в районе.
– Вы знаете, приезжайте ко мне. В домашней обстановке оно всегда уютнее, тем более с бывшей соотечественницей… – вкрадчиво разрушила Сонины планы телефонная трубка и назвала адрес какого-то совершенно зачуханного пригорода, который Соня и понятия не имела, где находится. Но «назвался груздём» – соответственно, полезай в такси, растрачивай деньги, отложенные на ресторацию, и будь готов!
Внутренний голос ехидненько обозвал Соню идиоткой, а здравый смысл – будь он неладен – отправил ловить такси.
Представьте, что вы – в баре на Таганке пьёте текилу, а вас на пару слов приглашают в Одинцово. Или вы стоите напротив уютного кафе на Дерибасовской, а вас приторно заманивают в город-порт Южный на часок.
Таксист был очарователен. Вернее – очаровательна. Чёрная женщина лет сорока, может, тридцати. Сложно определить, поскольку плоти в ней было килограммов сто двадцать. Не меньше. Она была необычайно вертлява, абсолютно не знала Бостон, не говоря уже о предместьях, и ещё… она говорила исключительно на испанском, из всего многообразия лексики которого Соне было известно только слово «corazon»
[13]
…
Похоже, день окончательно не заладился.
Кое-как объясняясь на языке жестов и останавливаясь чуть ли не у каждого прохожего, они, наконец, добрались по указанному адресу. Сумма вышла круглее, чем Соня собиралась «прокутить» в ресторане. Что-то невнятно-казённое скребло по этому поводу в душе…
Люди, будьте бдительны – всегда верьте своей интуиции!
У слегка обшарпанного, но вполне приличного домика стояла madame, подобную которой Соня видела последний раз во дворе дома на проспекте Мира, угол Чкалова, лет семнадцать назад в Одессе. У неё был типичный подозрительно-прищуренный взгляд и щёгольские кадетские усики. «Мама, жарьте рыбу!» – «Так ведь нет…» – «Мама, жарьте! Рыба будет!»
Испаноговорящая афроамериканка, получив причитающееся плюс чаевые, выскочила из машины и игриво продефилировала к Сониной дверце, намереваясь галантно её открыть. (Видимо, в ответ на Сонины мучения по дороге сюда.) Зрелище было достойно кисти Рубенса, если учесть, что на таксистке был короткий топик и джинсы-стрейч. Но не успела она обогнуть машину, как вдруг из палисадника раздался истошный вой, вызвавший у Сони аллюзии с Шерлоком Холмсом, и оттуда вылетела великолепная немецкая овчарка. Сто двадцать килограммов оказались неплохо натренированы – надо отдать должное быстроте реакции – водитель молнией влетела в заднюю дверь. Пёс уже заходился хрипом, мечась под окнами такси, когда наконец из дома выкатился невысокий, плотный, запыхавшийся человечек, орущий: «Байкал! Байкал! Ко мне!» Усики у него были минимум капитанские, но, очевидно, фамильные. А не проронившая за всё это время ни звука madame в возрасте – явно была его мамой.
Русские вопли смешались с испанскими. Собака была утихомирена. Шофериня, выйдя из машины, демонстративно записала название улицы и номер дома, при этом шумно и весело ругаясь. Марк (это был именно он), брызгая слюной, огрызался в ответ. Соня, выйдя из машины, тихонько закурила в сторонке в ожидании окончания концерта. Но тут ожили кадетские усики. Они задрожали, разъехались, и из-под них завизжало:
– Курить в радиусе пятидесяти метров от нашего дома запрещено! Мы подадим на вас в суд!
– Мама, это ко мне по делу, – неожиданно спокойно сказал «Марик».
– Здравствуйте, я – Соня, – мексиканская королевишна, отъезжая, нешуточно газанула, и Сонины слова потонули в облаке дыма.
– Марк, – наконец представился колобок, протянув руку.
– Соня, – в который раз произнесла Соня своё имя, пожав его потную ладонь.
– Нет, вы представляете?! Понаехали тут, латиносы вонючие! Надеюсь, она не подаст на меня в суд из-за собаки! Впрочем, я вчиню ей ответный иск! И владельцу таксопарка заодно.
– Простите, Марк, но мне кажется, именно ваш пёс бросился на ни в чём не повинную девушку, или я ошибаюсь?
– Ха! – победоносно хмыкнул собеседник. – Лично я видел, что она проникла на мою частную территорию. Да, ма? А вы будете свидетельствовать.
– Простите, вынуждена вас предупредить, что с детства приучена говорить только правду и ничего, кроме правды. За редким исключением. Но сей инцидент – не тот случай.
«Господи Иисусе, кого мне подсунул Джош?! Хорошее начало хорошего знакомства, ничего не скажешь…»
– Кроме того, ваша собака могла кинуться и на меня, окажись я на улице первой. Потом, я всё ещё курю неподалёку от эпицентра ваших частных владений и, честно говоря, понятия не имею, куда деть окурок. А ваша, по всей вероятности, мама, – кивнула Соня на изваяние у дорожки, – уже тоже готова подать на меня в суд, – девушка пыталась сохранить любезность и не повышать градус иронии до сарказма.
