– Это что значит?
– Сама у него завтра спросишь. Он утром заедет, и двигаем дальше. Здесь всё.
– А куда?
– Сначала в Джезказган ненадолго. Кстати, попаримся – там у геологов баня хорошая. А потом решим – на Балхаш рыбачить или сначала на Байконур заскочим – там Юрка сейчас… Не знаю. Посмотрим. Крюк приличный, конечно… Я бы лучше сайгаков погонял. А то мы на озере за неделю от рыбы очертенеем!
– Так мы туда на целую неделю?!
– Около того.
– Здорово!..)
Джезказган.
В бане тяжело. Даже на нижнем полке́.
Отец посмеивается: «Привыкай».
Зачем?..
Между заходами в парную все отдыхают на веранде, завернувшись в простыни. Разговаривают мало. Пьют зелёный чай.
Ты не хочешь больше париться. «Зря», – с лёгкой обидой бросает отец и уходит. Все уходят. Макс остаётся.
(… – Я тебя научу. Тут всё дело не в ощущениях, а в отношении. И не только в бане дело. Это общий принцип. Горькое, как правило, полезнее сладкого. Трудное – забавнее лёгкого. Недостижимое притягивает нас сильнее того, до чего рукой подать. Вот и баня – это труд. Очищение. И не только для тела, кстати.
– Мы и так паримся каждый день.
– Это верно. Но мы делаем это как бы вынужденно, неосознанно, понимаешь?.. Мы здесь. А здесь – жарко. И ничего не поделаешь… Нам жарко – но мы заняты делом. Но другим делом. Не самой жарой. Мы постоянно чем-то заняты. Поэтому когда появляется возможность…
– Нужно отдыхать! Я помню. Вы сами говорили, Владимир Максимович.
– Правильно. Но отдых-то бывает разным. Как и усталость. Бывает, человеку нужно отдохнуть – и он совершает кругосветное путешествие на шлюпке размером с чемодан. Все кричат, что он псих, и завидуют. А бывает, другому человеку нужно что-то сделать, а он ложится на диван с кипой журналов «Катера и яхты» и думает, чего это такая усталость навалилась. И все ходят на цыпочках и жалеют его…
– Но все всегда говорят, что идут в баню отдохнуть?..
– Слушай их больше! Только плебеи думают, что баня – это отдых. Пьют, балагурят – какой там отдых – в живых бы остаться! В жизни нет места отдыху. Прав был дедушка Ленин: лучший отдых – это смена деятельности. Запомни. Так что живи, борись, бросай вызов. Да хоть и себе самой, если больше некому. В тебе это есть, я вижу. Ни в малом, ни в большом не останавливайся. Всё стоит наших усилий… Даже осознанная жара! Поняла?.. Ну что, пойдём, потренируем сердечную мышцу созерцанием высоких температур наших сомнений?
– А она что, тренируется?
– Я же тебе сказал – нет ничего забавнее и полезнее трудного…)
Ночуем в степи.
Никто не хочет «париться» в домиках базы местной геологоразведки. Погода прекрасная. Ветер – тёплый шёлк, небо – бесконечный ситец звёзд…
Мужчины – каждый себе – выбирают «на глаз» места поуютнее, куда ставят раскладушки. Кидают на них сверху тонкую овечью кошму́, чтобы равномерно свисала по краям, потом уже спальник. Всё. Готово. Ни тарантул, ни фаланга, ни скорпион не побеспокоят ночью. Инстинкт самосохранения держит их подальше от запаха овечьей шерсти. Тысячелетняя история миграций копытных прошила в геноме этих насекомых страх быть втоптанными в вечные пески.
Засыпая на крыше «шестьдесят шестого», ты видишь сквозь полусомкнутые веки только глубину за тюлем Млечного Пути. И мечтаешь – как было бы здорово полететь туда и найти что-то такое, что ни описать, ни предсказать, ни объяснить… Но не одной. А с тем, кто такой же, как ты. Кто полетит, не задумываясь… С Максом… «Нет ничего забавнее трудного…» Но и, похоже, – ничего труднее простого…
Тело, очистившееся в парной от въевшейся за несколько дней пыли, переизбытка солнечного ветра и впечатлений, не видит снов… До первого луча солнца.
Тогда оно вздрагивает и вспархивает, как мотылёк. Новое тело для нового дня. Дня, который, скорее всего, не закончится никогда…
В Байконур решили не ехать.
«Юрка – одержимый. Всё равно у него там вечные авралы… Не обидится…»
Так что к вечеру уже были на Балхаше. Заскочив по пути в Мирный – заправить баллоны газом, взять подробную – «секретную» – карту и кое-что из рыбацких снастей у каких-то знакомых Владимира Максимовича. (Интересно, есть место, где у него нет знакомых или друзей на этой земле? Или в этой галактике?..)
В какой-то момент «секретная» карта доводит всех почти до белого каления.
«Чайники! – кричит Макс, впрочем, без малейшей тени раздражения. – Вы и звезду «Плейбоя» в президиуме на съезде партии не идентифицируете! Имейте терпение, я вас в такое место привезу!»
И привозит.
Правда, уставший от дневного перегона Лёха влетает в солончак по самые оси… Но, благодаря счастливому совпадению, по соседству оказывается стоянка семьи кочевника-пастуха. Три верблюда в упряжке с опытным погонщиком, лопаты в крепких руках, наломанные и нарубленные ветки саксаула, твёрдые, как камень, – и через час «шестьдесят шестой» вновь на твёрдой почве.
«Слишком близко к дельте Или
[7]
забрали», – комментирует Макс и о чём-то недолго говорит с кочевником.
И ещё пара часов проходит в поисках идеальной прибрежной стоянки.
В какой-то момент Лёха, безропотно – в отличие от остальных – подчиняясь чётким указаниям штурмана Владимира Максимовича с его «секретной» картой, выруливая между очередной сопкой и крутым бугристым барханом, вдруг резко тормозит. Перед глазами открывается бесконечная, с лёгким намёком на желтинку, синева озера. Появления которого, судя по хмурым потным лицам, уже никто не ждал.
Все, кроме Лёхи, высыпают из машины и, крича и подтрунивая над собственной быстро прошедшей нервозностью, бросаются к берегу. Лёха медленно трогается и спускается ниже, на твёрдую площадку около скал.
Стоянка действительно идеальна. Справа – неглубокий мелководный залив, поросший у берега редким камышом и осокой. Слева – невысокие гранитные скалы с округлыми впадинами и крупными валунами у подножья. Площадка для лагеря большая и ровная – Лёха спокойно маневрирует на ней, соображая, какой борт на какую сторону поставить, чтобы удобнее было натянуть тент под кухню.
«Ну что, рыбаки хреновы! Не верили штурману, иуды?! Вот вам и мелководье, вот и омуты под скалами. Погода – как в садах Эдемских! Это Рай! Истинно говорю вам – это Рай!» – доносятся с воды крики Макса, уже далеко заплывшего…
«А знаете, как они верблюдов пасут?.. – уже вечером у костра рассказывает Макс, когда все вспоминают резкие каркающие окрики кочевника, вязавшего постромки к верблюжьей упряжи. – Весной выгоняют – осенью собирают. Носятся по пустыне плюс-минус километров двести – и собирают! Вот нам бы так…»
