Потом мне вдруг показалось, что где-то вдали мелькнул огонек. Или это мираж в пустыне, то есть свет в сибирском поле?
– Свет, – произнесла я тихо.
– Вроде да, – ответила Татьяна. Мужчины молчали.
Мы все-таки дошли до какого-то населенного пункта.
Я готова была спать хоть в хлеву, только бы под крышей, только бы в тепле… Или хлев холодный? Нет, пожалуй, скотину должны держать в тепле. Мы ляжем на полу, на половичке или даже просто так, в одежде, не раздеваясь…
Я посмотрела на часы. Почти одиннадцать вечера. Ерунда. Время детское. Правда, во всех домах, которые мы проходили, свет был выключен, горел только в одном. Или в деревнях так рано ложатся? Хотя, наверное, да, это мы в пятимиллионном городе полуночничаем, и у нас даже открывается ночная парикмахерская, ночной фитнес-центр, не говоря про многочисленные круглосуточно работающие магазины.
В доме, где горел свет, за окном сновали какие-то тени. Значит, там живут люди! Еще двадцать шагов. Еще десять, пять. Два, один… Я постучалась.
С другой стороны не спросили, кто. Дверь просто открыли – и нашему взору представилось одно большое помещение, на две трети заполненное швейными машинками. За всеми сидели люди и работали. В углу, где не было машинок, находилась плита, топившаяся дровами, небольшой стол с посудой. Там же спали вповалку. Это были китайцы.
Глава 21
Рядом со мной в дверном проеме стоял Артур, видимо, собравшийся предъявлять свою рожу поклонницам, хотя вряд ли кто-нибудь из них узнал бы его в таком виде. Ни слова не говоря, он рухнул лицом вперед на пол и затих.
– Что там? – спросила из-за моей спины Татьяна.
Мне было уже на все плевать, я вошла, за мной зашла Татьяна, потом они вместе с Пашкой затащили так и валяющегося без сознания Артура за шкирку. На нас внимательно смотрел невысокий китаец с невозмутимым лицом восточного человека. Или это монгол? Нас могло занести в Монголию?
– Do you speak English? – спросил Пашка, пока я еще не успела открыть рот.
– Yes, – ответил китаец. Несколько человек оторвали головы от машинок, посмотрели на нас и вернулись к работе.
– Are we in China? – спросил Пашка, которого от коньяка, пожалуй, развезло.
Китаец покачал головой.
– In Mongolia? – родила я сама.
Мужчина опять покачал головой.
– In Vietnam? – подключилась Татьяна.
– You are in Russia, – сказал наш собеседник все с той же восточной невозмутимостью.
– Слава тебе господи, – хором выдали мы с Татьяной. Пашка осел на пол. Артур так и валялся без движения.
В комнате не было ни одного славянского лица. Открывший нам дверь выжидательно смотрел на нас и ничего не предпринимал.
– А вы говорите по-русски? – спросила я.
– Да, – кивнул он.
– Здесь есть место, где мы могли бы переночевать? Гостиница?
– Гостиница нету, – впервые улыбнулся китаец. – Надо частный дом.
– Почему нигде не горит свет? – подала голос Татьяна.
– Поздно. Два часа. Все спят. В дом завтра.
Я посмотрела на часы. У меня было одиннадцать, начало двенадцатого.
Ой, так тут же разница во времени! – дошло до меня. Поэтому и светало рано. А мы-то так и жили все по питерскому.
– Пошли на фиг стучаться ко всем подряд, – пробурчал Паша с полу. – Кто-нибудь возьмет. Слышь, тут христиане есть?
– Вы миссионеры? – вежливо поинтересовался китаец. – Здесь миссионеров не любят. Молиться можно только по-местному.
– А по-местному это как? – поинтересовалась я.
– Я не могу объяснить.
– Церковь здесь есть? – спросила Татьяна.
– В соседней деревне. Там вас могут принять.
– Нет, до соседней деревни мы, пожалуй, не дотянем, – заметила Татьяна. – Вы можете показать, в каких домах тут живут русские?
– Во всех. Мы только в одном. Но они будут вам не рады.
– Почему?
– Они очень не любят чужих. Неважно, китайцев или русских.
– Может, сектанты какие-то? – подал голос с полу Пашка. – Надо бы на церковь все-таки взглянуть.
– Ты дойдешь до соседней деревни? – посмотрела на него Татьяна.
Я спросила у китайца, сколько нам нужно идти до церкви.
– Пять километров.
– А милиция тут есть? – спросила я.
– Тута нету. В соседней деревне нету. Но часто приезжает. К нам. Дань собирать.
– Почта есть?
– Тута нету. Почта пятнадцать километров.
– А правление колхоза какое-нибудь?
– Было. Сгорело. Сейчас нету.
– А чего тут вообще есть? – поднял голову Пашка.
– Дома есть. Люди есть.
Очнулся Артур, с трудом поднялся на четвереньки, поднял разбитое лицо, обвел глазами помещение, потом остановил взгляд на Пашке.
– Мы в раю или в аду? – спросил он у оператора.
– Я пока еще не понял, – ответил Пашка.
– Артур, идти можешь? – уточнила я.
– Куда?
– На грешную землю спускаться.
– Могу. Хочу на землю, – ответила супермегазвезда, правда, про счастье миллионов на этот раз не добавляла.
Я вежливо поблагодарила китайца за информацию, попрощалась, и мы дом покинули.
– Почему мы не остались? – спросил Пашка.
– Во-первых, нам не предлагали, во-вторых, где? У них все занято. Давайте найдем избу поплоше и попросимся на ночлег.
– Почему поплоше? – не понял Артур.
– Чтобы там жила какая-нибудь одна бабка.
– А если бабка сектантка? – подала голос Татьяна.
– В сибирской деревне, где все русские? И не забывай, Таня, мы вооружены. Кстати, придется опять установить дежурство.
– Вы ошизели, девки, – сказал Пашка. – Какое дежурство?
– Ты жить хочешь?
– Я хочу, – сказал Артур. – Пошли. Юля, выбирай дом.
Я выбрала дом на окраине деревни, куда мы добрались довольно быстро, маленький и покосившийся. Мужская рука к нему явно давно не прикладывалась. Мы с Татьяной поднялись на крыльцо, я постучалась – и поняла, что дверь не заперта. Или тут не принято?
Я толкнула дверь, она сильно заскрипела.
– Сейчас фонарик в сумке найду, – сказала Татьяна, достала его и осветила сени. Нашему взору представился слой пыли.
– Нежилой, что ли? – подал голос Пашка.
– Наверное, это и к лучшему, – сказала я. – Заходим и запираемся.
