Я понятия не имела, откуда авторы послания взяли бумагу, на которой оно было написано. Сама я впервые держала такую в руках. Вроде не пергамент, но сделано под него. Хотя теперь чего только не делают… Был бы спрос – будет и предложение.
Написано письмо было красноватыми чернилами (может, из ягод?) и явно пером. Формой букв, и твердыми знаками, и ятями они однозначно подстраивались под старину. Я, правда, не знала, правильно ли все это расставлено, но впечатление производило.
Я прекрасно понимаю, что нехорошо читать чужие письма, но здесь речь шла о жизни или, по крайней мере, здоровье моих друзей. Пока еще послание довезут до Ивана Захаровича… Тем более оно не было запечатано.
«Уважаемому Ивану Захаровичу» в исключительно вежливой форме предлагали убраться из этих мест навсегда, после чего «приближенные к нему люди, недавно им утраченные», будут доставлены в какой-нибудь населенный пункт на территории России со средствами связи, откуда «уважаемый Иван Захарович» сможет их забрать. Более того, указывалось, что в средства массовой информации не должно просочиться никакой информации о пребывании нашей компании в этом регионе и о том, что кто-то тут уже что-то находил.
«Но репортажи-то мои уже прошли!» – подумала я.
Дима тут же связался с Сухоруковым по спутниковой связи и зачитал ему «грамоту».
– Подписи нет? – уточнил Иван Захарович.
Подпись отсутствовала.
Сухоруков сообщил, что в наш регион вылетела еще одна группа бойцов – на сей раз с самым современным оружием из имеющегося в арсенале службы безопасности Ивана Захаровича.
– А что они будут брать? – спросила я.
Иван Захарович пояснил, что присланный им новый специалист по связи определил местонахождение оборудования, которое брал с собой наш отряд. Оно же подает какие-то то ли сигналы, то ли импульсы, и по ним – имея другое оборудование – можно определить его местонахождение в данный конкретный момент. Более того, получив сообщение от нас, Иван Захарович даст задание рассчитать точку, с которой начинал путь Пашка. На вертолете, по его словам, оператора везли не более пятнадцати минут. Не такой уж большой круг, а местность тут негусто заселена. Компания вполне могла привлечь внимание.
Я спросила, когда в нашем распоряжении будет вертолет.
– А ты куда собралась? – поразился Иван Захарович.
Я сказала, что хотела бы попробовать найти колдунов. Должна же я привезти в Петербург какие-то оригинальные репортажи? И затопленную деревню тоже мне хотелось бы найти. Мои коллеги из холдинга потом в архивах поработают. В любом случае рассказ о колдунах и затоплении я записала. Но его мало.
– Да я уже собственными глазами на твоих съемках видел шесть трупов! И еще один не нашли!
– Эти трупы – не лучший материал для эфира, – заметила я. – Какое дело нашим гражданам до убитых в другой части страны алкашей? Они – побочные жертвы битвы алмазодобывающих компаний и именно так будут показаны в «Криминальной хронике». Акцент в данном случае будет другой, не на трупы, а на борьбу за месторождение. Вот нахождение алмаза – другое дело. И колдуны подойдут для репортажа. И если староверов удастся найти, то тоже подойдут. Я – хроникер! И приехала сюда работать!
– Ладно, будет тебе вертолет. А вдруг у тех колдунов на самом деле на шеях алмазы?
Как я поняла, вот что Ивана Захаровича волновало больше всего. А мне было просто интересно. И у меня имелось большое желание сделать необычный репортаж.
Группа прибыла вечером, когда уже стемнело, – на вертолете, который остался ночью стоять на нашей поляне. На разведку планировали вылетать завтра с утра, как только рассветет. Командир отряда сообщил, что после вылета на разведку решит, когда освобождать заложников – днем или ночью. Мне обещали, что нас с Пашкой высадят в максимальном приближении к деревне колдунов – если отправятся на дело ночью (что скорее всего). Я продемонстрировала вертолетчику грубые планы, составленные при помощи ныне покойных людей, от которых про колдунов и узнала. Дима, левая рука Ивана Захаровича, заявил, что одних нас не отпустит, но мог выделить только одного человека. Правда, желание нас сопроводить высказал лишь знаток творчества Пушкина, пообещав читать стихи на протяжении всего пути.
– А вам зачем к колдунам? – поинтересовалась я.
– Не догадываешься, о гений чистой красоты?
– Любви хотите?
– Свят, свят, свят! Упаси боже! Я как вспомню свою первую бывшую, потом вторую бывшую, а затем первую тещу, вторую тещу, сестру первой тещи, дочь второй тещи от предыдущего брака… Мама дорогая! А начиналось все с любви. Не надо! Лечиться хочу. От алкоголизма. Говорят, колдуны вылечивают. Цивилизованные-то методы я, наверное, все перепробовал. Ни один не помог. Ну, ты сама видела.
Я полюбопытствовала, как мой новый знакомый, которого звали Степаном Прокофьевичем, собирается расплачиваться с колдунами и что мне посоветует взять в путь. Бич (то есть бывший интеллигентный человек) пояснил, что люди, обладающие каким-то даром, не должны брать денег с тех, кому помогают, – или их способности исчезнут. Все настоящие колдуны и знахари, с которыми его сталкивала жизнь, даже не прикасались к деньгам. Если благодарные пациенты им даже оставляли их на столе, те просили забрать. Но можно оставить какую-то еду. Или, скажем, что-то нужное в хозяйстве.
Я вспомнила, как еще в годы моего отрочества соседскую девочку, которая никак не могла избавиться от кожных высыпаний, возили к бабке в какую-то дальнюю деревню. Той бабке оставляли чай, тушенку, крупу, в общем, целую сумку продуктов. Денег она тоже не брала, а девочку вылечила. Я с тех пор запомнила, что следует с ранней весны, как только солнце станет горячим, хотя бы ненадолго подставлять тело его лучам. Недаром же люди, которые с марта, а то и с февраля загорают у нас на Петропавловке, отличаются отменным здоровьем.
Дима сказал мне, чтобы брала все, что посчитаю нужным. Я потащила за собой Степана Прокофьевича. Он посоветовал взять топор, который и нам в пути может понадобиться, а также соль, несколько пачек печенья и конфеты. Не исключено, что в семьях колдунов есть дети.
– То есть там деревня? – уточнила я.
– Кто что говорит, – вздохнул дядька, – а сам я не был.
– Но дорогу знаете?
– Примерно так же, как и ты, о гений чистой красоты. Это моя последняя надежда, так что я все равно пойду. И торопиться мне некуда. Жить могу на подножном корму, из травок супчик варить. А ты сама решишь, поворачивать или нет.
– Сколько времени, по-вашему, должна занять дорога?
– Да, это очень важно, – кивнул Дима, который стоял рядом с нами. – Мы вас высадим перед горкой. И я хотел бы, чтобы вы вернулись до темноты. Если за день не обернуться, то тебе, Юля, наверное, не следует туда лезть.
– Дима, у меня имеется спутниковый телефон. Мы будем поддерживать связь.
– Может, и за день обернемся, – сказал знаток Пушкина. – Как мне говорили, иногда люди сталкиваются с колдунами практически в самом начале пути. То ли те на охоту выходят, то ли чувствуют приближение человека. Я не знаю. Колдуны служили проводниками – доводили до деревни. То есть это, конечно, не деревня в привычном понимании, а скорее хутор. Другие попадали в отдельные дома, вроде как отшельничьи. Жили там, лечились. Мне вообще-то в такой лучше бы попасть. Я человека встретил, который прожил там у какого-то дедка то ли три, то ли четыре месяца – и полностью излечился. Вообще не пьет! И не тянет! Но он не мог мне план нарисовать. Знал только, как к горе подойти. Потом, говорил тот человек, пошел вверх, а затем его ноги вроде как сами к нужному месту привели. И как уходил – не помнит. Очнулся у подножия горы. Как спустился – не знает. Мистика.
