Представители МЧС, которых вызвали ребята из полиции, вскрыли дверь. Елена Георгиевна на самом деле оказалась мертва, вот только на первый взгляд было не определить, умерла ли она в результате несчастного случая или ей кто-то помог.
Судя по положению тела и окружающей мебели, она упала и ударилась виском об угол старого комода. Достаточно ли этого для мгновенного летального исхода? В принципе да. Но с чего бы ей падать-то? На полу был расстелен ковер, так что поскользнуться она не могла. С другой стороны, и следов драки в квартире не наблюдалось. Никто не выворачивал ящики, не осматривал вещи. С дверным замком тоже не «баловались». Но входная дверь не требовала поворота ключа, и убийца – если тут побывал убийца – мог ее просто захлопнуть и спокойно уйти. И профессионал знает немало способов проникновения в квартиру, не оставляя следов.
Соседи не слышали, чтобы в квартире Елены Георгиевны скандалили или говорили на повышенных тонах. В последнее время к ней вообще никто не приходил.
Внимание прибывшей на место группы и наше с Пашкой привлек холст, или правильнее будет сказать – остатки картины. На стуле, который стоял посередине кухни, лежало несколько старых газет, газетой была закрыта и спинка, а к ней прислонена рама. На кухонном столе стояли какие-то химикаты, правда, с закрученными крышками, но из помойного ведра пахло химией, и я заметила пару запачканных краской тряпок и кусочков ваты.
– Это еще что такое? – спросил знакомый парень из Управления, рассматривая бутылочки на столе. Пашка взял их крупным планом.
Позвали судмедэксперта, который занимался телом в комнате.
– Она не могла этим отравиться? – спросил следователь.
– Если приняла внутрь, то могла. Так что, ребята, не надо пробовать на вкус, – судмедэксперт, отличающийся черным юмором, как и многие представители его профессии, легко улыбнулся. – Но на отравление не похоже. Не исключаю сердечный приступ. Точно можно будет сказать после вскрытия.
Я вернулась в комнату и внимательно осмотрела мертвую женщину. Конечно, после смерти лицо меняется, да и прошел не один час, и даже, похоже, не один день… Я подошла к фотографиям, висевшим на стенах, поманила всезнающую бабку и попросила показать мне Елену Георгиевну.
– Вон она с матерью, – бабка ткнула в старый черно-белый снимок, на котором были изображены молодая женщина и девочка лет пяти.
– А более поздние фотографии?
Бабка прошлась вдоль стены.
– Нет, тут все родственники и знакомые.
Еще была группа девушек в медицинских халатах, но бабка не смогла выбрать среди них свою соседку – фотография была мелкой.
– Где может быть фотоальбом?
Бабка ткнула пальцем в ящики серванта. Там нашелся внутренний паспорт, заграничный паспорт и цветные фотографии на документы, возможно, для анкеты для получения загранпаспорта.
Я показала фотографии Пашке.
– Ты аукцион имеешь в виду? – У Пашки, как и у меня, профессиональная память.
Я кивнула.
– Надо будет посмотреть всю запись. Я же всех тогда заснял, кто там был.
Я же почти не сомневалась, что Елена Георгиевна Свешникова – это одна из женщин, купивших картины художника Ярослава Морозова. Елена Георгиевна была теткой лет сорока пяти или пятидесяти, с усталым лицом, которая оделась на аукцион скромно и на первый взгляд дешево. Я вспомнила, что тогда сразу же обратила на нее внимание.
Я открыла шкаф с одеждой и убедилась, что в нем не висит никаких фирменных или просто дорогих вещей хорошего качества. И в квартире на первый взгляд не было ничего ценного. Женщина жила бедно.
– Что она собиралась делать с квартирой после отъезда в Америку? – спросила я у всезнающей бабки.
– Сдавать. Она не хотела сжигать все мосты. Она же не знала точно, как там все сложится. А тут было куда вернуться. И медсестрой она бы всегда смогла устроиться. Или санитаркой. Вроде бы она даже уже с кем-то договорилась, счет какой-то открыла, чтобы ей деньги туда переводили. С моим внуком еще советовалась, он у меня на финансиста учится. Он ей даже кого-то посоветовал, кто будет отслеживать выплаты за определенный процент. Но вам об этом нужно с моим внуком говорить, я это все в точности повторить не могу. Но денег она еще точно не получала. Не могли ее из-за денег убить.
– Вы считаете, что это убийство? – повернулся к бабке следователь.
– Ну а с чего ей умирать-то? Ленка здоровая была, ну там голова иногда болела, но ничего серьезного.
Следователь в задумчивости бросил взгляд на продолжающего свою работу судмедэксперта.
– За что, по вашему мнению, ее могли убить? – спросил мужчина.
– Это что-то с Америкой связано. Я этой Америке никогда не доверяла. И Бушу не верила, и Обаме не верю. Вы сами посмотрите, что они устраивают? Что они себе позволяют? Этот лауреат Нобелевской премии мира насадил столько демократии по всему свету, что дурно становится. Сколько людей поубивали? И за что, спрашивается? Мне Саддама очень жалко.
– Кого? – оторвался от трупа судмедэксперт.
– Хусейна. Вот вы сами подумайте…
– Вы считаете, что Елену Георгиевну могли убить по приказу Обамы? – с ничего не выражающим лицом уточнил следователь, перебивая поток рассуждений.
– Нет, это ее родственники.
– Вы видели здесь кого-то из родственников Елены Георгиевны?
– Как я могла их здесь видеть, если они все давно в Америке? – Бабка посмотрела на следователя, как на полного идиота.
– Вы их вообще никогда не видели?
– Отца Ленкиного видела. Он хотя с матерью Ленкиной развелся, когда Ленке два года было, но про дочь никогда не забывал. Но он помер уже. В Америке в своей и помер.
– Он что, американец? – уточнил следователь.
– Какой американец в советские времена? Где бы Ленкина мать тогда американца взяла? Это ж почти пятьдесят лет назад было! А если бы и взяла, знаешь что бы ей было за связь с капиталистом? Ты еще молодой, не помнишь, в какие времена мы тогда жили! Правда, многое было гораздо лучше, чем сейчас…
– Почему ее отец уехал в Америку?
– Так еврей он, – как само собой разумеющееся сказала бабка. – Всей семьей они и уехали. То есть он уехал со второй семьей, то есть третьей, и еще с какими-то родственниками. Не помню я.
– У Елены Георгиевны чья фамилия?
– Матери. Отец сам настоял, чтобы фамилию матери давать. Ты молодой, не помнишь, что в советские времена с еврейской фамилией могли проблемы возникнуть. А у него чисто еврейская фамилия была, не помню точно, какая. Мать Ленкина тоже медсестрой была, а Ленкин отец на машине разбился. В больницу попал, где Ленкина мать работала, она его выхаживала, ну и любовь у них случилась. Ленкина-то мать красивой очень была в молодости. Вон, сами на фотографию посмотрите. А он старше был лет на пятнадцать.
