– Ты притворяешься или в самом деле по башке сильно дали? – излишне резко спросил Авакян.
Я скромно опустила глаза к полу, судорожно соображая. Что там за информация? Откуда Верка взяла дискету? Или это и есть те самые «материалы», которые упоминали и Афганец, и Евгений Андреевич? Но каким образом они попали к Верке? И какого рожна она отдала ее Авакяну, если уж сперла? Мне не могла, что ли? Ну, дрянь подружка…
Авакян тем временем вскочил с диванчика и принялся выписывать круги по комнате, с гордостью неся впереди свой огромный живот. Свет ламп дневного света, вмонтированных в потолок, отражался на его блестящей лысине.
Из его воплей я поняла, что на злосчастной дискете собрана информация о двух препаратах, о существовании которых Рубен Саркисович никогда не слышал и которые не включены ни в какие отечественные справочники, а поэтому, скорее всего, Минздравом не разрешены. На дискете формулы, технология изготовления, дозировка, побочные эффекты. Авакяна особо возмутили побочные эффекты. В семидесяти пяти процентах случаев наблюдались психические отклонения, причем самые разнообразные. Была бы его воля, он из-за этих побочных эффектов никогда бы не выпустил препараты на рынок.
– Но, судя по тому, что вы прочитали, лекарства помогают? – уточнила я, врываясь в поток его речи.
Рубен Саркисович прекратил свой бег по комнате, вытер лысину носовым платком, постоял на середине, затем снова опустился на диванчик.
– Судя по тому, что там написано, – он кивнул на компьютер, – опухоли рассасываются. «Злокачественные и доброкачественные новообразования». Те, при которых обычно делают радикальное иссечение. Но побочные эффекты… Крыша едет, Лана! Я не говорю об аллергических реакциях! Они у всех наблюдались! У всех! Ну, в смысле, судя по тому, что там написано… А психушка для семидесяти пяти процентов – это нормально? Что лучше: нормальная башка и опухоль, которую можно вырезать, или психушка без опухоли? Вот ты бы лично что выбрала?
– Психушки не надо, – ровным тоном ответила я.
– Вот именно! А изменения ведь, скорее всего, необратимые. Да даже если и обратимые… Если уж стал психом – то навсегда. Сама, наверное, в курсе, как наш народ косит от армии. А потом пороги обивают: признайте нормальным, я себя психом для армии сделал. Но никто не решается. Где гарантия, что в самом деле только для армии? Если уж такое записано… Я бы лично некоторые диагнозы никогда не снял.
Авакян помолчал немного и добавил, что с двадцатью пятью процентами, у которых психические отклонения не проявились сразу же, вопрос спорный. Они могут проявиться позднее, а как – пока неизвестно.
– В общем, я отдаю тебе дискету, – сказал Авакян, – раз уж она ваша с Веркой. И не спрашиваю, что вы намерены делать с этими препаратами и кому их толкать. Но из моральных соображений, Лана… Ай, что я тебе говорю?!
– Заканчивайте, раз уж начали.
– Если тебе или Верке предложили их тут кому-то продать за процент, то… Я тебе за себя говорю: не возьму. И ни один нормальный врач не возьмет. Лана, о людях подумай! Ты же медик все-таки, в Афгане была! Зачем людей гробить? По-моему, это нельзя делать ни за какие деньги.
– По-моему, тоже, – сказала я вслух, глядя Рубену Саркисовичу в глаза, а про себя подумала: «Знала бы подружка, что я в обход нее добралась до информации. Но так ей и надо. Чего было от меня скрывать?» По всей вероятности, Верка решила, что на дискете… Или она не восприняла ее всерьез? Верка только наличность воспринимает, золото и бриллианты. А дискету… Я застыла на месте. У Верки компьютера нет, я не уверена, что она умеет им пользоваться. Но она навряд ли отправилась бы прямо к Рубену. Она бы… скорее пришла к Косте днем, когда я на работе, а Сашка в школе, и попросила бы братца, влюбленного в нее по уши, считать ей информацию. Это Косте по силам, хотя он в основном играет. Но с таким заданием справился бы. Или все-таки пришла бы ко мне? Да и мои каким-то образом проговорились. Нет, скорее всего, она знала, что на дискете. Или точно, или примерно. Наверное, решила продать препараты и задействовать для этой цели врача. Я-то где их толкать буду? А Рубен Саркисович скорее найдет, кому предложить лекарства. Или она думала, что он сам купит. Но Верка все равно дрянь.
Авакян вручил мне черный прямоугольник и посоветовал его просто уничтожить. Я сказала, что полностью согласна с его точкой зрения, а затем попросила проводить меня к Евгению Андреевичу, с которым имела страстное желание пообщаться. Дискету опустила в карман больничного халата.
Глава 15
11 мая, вторник, вечер
Евгений Андреевич лежал в палате один, был бледен и хмур. Сегодня он уже не казался мне ни франтом, ни лощеным типом, как вчера. Я, правда, тоже выглядела иначе, хотя, должна отметить, халаты в больнице доктора Авакяна были махровыми, длинными, всевозможных расцветок и размеров, и в них вполне можно было встречать любовника. Можно сказать, что я смотрелась по-домашнему, более того, была не накрашена, не надушена и толком не уложена, так как просто провела расческой по волосам перед тем, как отправиться в буфет. Да и Евгений Андреевич моих усилий не стоил.
– А, это вы, – без особой радости произнес мужчина.
– Вас вдвоем-то можно оставить? – Авакян перевел взгляд с меня на Евгения Андреевича и обратно. – Ничего не учудите?
– Я – нет, – посмотрела я на Рубена Саркисовича честными глазами. – Ну если только в целях самообороны.
– Я не буду претендовать на честь Светланы Алексеевны, – гордо заявил Евгений Андреевич.
Я чуть не поперхнулась, но смолчала. Авакян опять внимательно на нас посмотрел и палату покинул. Для него желание клиента – превыше всего. За те бабки, что мы оставляем у него в клинике.
– Вы уж присаживайтесь, – устало сказал больной. – В ногах правды нет.
– Спасибо.
Я опустилась на стул в ногах кровати, чтобы все-таки быть подальше. Мало ли какую гадость он замыслил.
– Зачем пожаловали, Светлана Алексеевна? – поинтересовался Евгений Андреевич.
Я задумалась на мгновение. Ну, не дискету же ему вручать, право слово? Наверняка вчера во дворе под словом «материалы» он имел в виду ее. Только вот как она попала к Верке? – опять прикидывала я. Ну подружка… Или она ее в подземелье нашла?
– Светлана Алексеевна, вы, может, все-таки скажете, что вам нужно? – опять спросил мужчина устало, правда, голос его все равно оставался скрипучим и мерзким.
– Я пришла извиниться, – ляпнула я первое, пришедшее на ум. – Признаться, не хотела лишних жертв. Я всегда против. Но вы должны понимать, что сын и подруга мне очень дороги…
– Понимаю. Возможно, я обратился не по тому адресу.
Мужчина на койке закрыл глаза. Я уже подумывала, не заснул ли, но тут Евгений Андреевич взглянул на меня очень серьезно.
– Вы желаете знать суть? – спросил он.
Такого поворота я никак не ожидала. Или он после моих извинений решил разоткровенничаться? Вспомним старую добрую истину: вежливость – это то, что очень дешево стоит и очень дорого ценится.
