В бешеной скачке мелькали стремительные копыта… Бёдвильд
видела занесённые копья и поднятые для удара мечи. Должно быть, валькирии
хотели отплатить ей за Рандвера, своего любимца. Он ведь часто рассказывал, как
они сопровождали в море его корабль, оберегая его и от бури, и от нечисти
морской, и от вражеских стрел… Вот и берите его себе, злобные сражающиеся девы,
думала Бёдвильд. Берите его себе!..
Эти видения гнались за ней до самого входа в лачугу. Она
отшвырнула кол и настежь распахнула тяжёлую дверь. Там горело в очаге весёлое
пламя, и рыжие отсветы плясали по каменным стенам. Кузнец поднялся ей
навстречу:
– Что с тобой, Лебяжье-белая?.. Тебя словно злые собаки
кусали…
Она ответила, дрожа всем телом:
– Меня замуж хотят отдать, Волюнд. За сына конунга из
соседней долины. А я видеть его не могу!
Волюнд не переменился в лице – только глаза вдруг потемнели,
словно от боли. Он сказал:
– Так ты пожалуйся отцу. Ведь он любит тебя.
Бёдвильд всхлипнула:
– Он сказал, что я блага своего не понимаю… Он не стал
слушать меня…
Волюнд пробормотал:
– Тогда расскажи жениху. Если он вправду любит тебя, он
должен понять.
Бёдвильд подняла голову, чтобы не дать слезам покатиться из
глаз. Одна гордость ещё поддерживала её.
– Мой жених только что обнимал меня на крыльце. Я
вырвалась из его рук… Я туда не вернусь.
Волюнд глядел на неё угрюмо. Глухо прозвучал его голос:
– Мне-то ты зачем об этом рассказываешь, конунгова
дочь?..
Бёдвильд молча закрыла руками лицо. Вот теперь незачем ехать
к людям из чужого фиорда. Она снимет кольцо и бросит его в стылую воду. А потом
и сама прыгнет следом за ним. И морская Богиня Ран поведет её далеко-далеко, в
тёмное царство старухи Хель…
С трудом она выговорила:
– Не таких речей я от тебя ожидала. Не думала я, что ты
так меня встретишь…
Волюнд промолчал.
Бёдвильд шагнула к двери, но он загородил ей дорогу. Взял её
за руки, заставил отнять ладони от лица. Пальцы у него были не мягче ясеневых
деревяшек… Волюнд тихо спросил:
– Так ли он тебе противен, этот твой жених из соседней
долины?
Она не ответила, и он продолжал по-прежнему тихо:
– Может быть, моя любовь покажется тебе менее
противной, Бёдвильд…
Если он ждал разумного ответа, он так его и не получил.
Качнувшись вперед, Бёдвильд припала лицом к лохмотьям на его груди – и только
пуще залилась слезами…
Потом он сказал ещё:
– Это колечко, которое у тебя на руке… Я его тебе не
дарил, но мне нравится, что ты его носишь.
Бёдвильд наконец исчерпала все свои слёзы и прошептала:
– Что же теперь будет?..
Они разом покосились на дверь. И Бёдвильд сказала:
– Моя лодка слишком маленькая… А большие лежат в
корабельном сарае…
Волюнд тяжело опустился на каменную наковальню. Ему трудно
было долго стоять на ногах. Он сказал:
– Послушай меня. Я был охотником и бегал так, что не
всякий олень мог от меня спастись, зато теперь я разучился даже ходить. Я попал
к твоему отцу, и он велел ползать, а это не по мне. Вот я решил попробовать
научиться летать…
Бёдвильд смотрела на него, не понимая, и он поднялся с
наковальни:
– Идём, я тебе покажу. Возьми головню…
Они вышли из домика и вновь оказались в царстве холодного
ветра и несущихся туч. Но валькирии больше не горячили над Бёдвильд своих
крылатых коней. Куда более могущественные силы оберегали её – шёл ведь рядом с
нею хромой кузнец и опирался на её плечо!
Волюнд привел её на другую сторону острова, к устью
небольшой пещеры; Бёдвильд знала о ней когда-то, но давно успела позабыть.
Когда они вошли в пещеру, Волюнд сказал:
– Теперь раздуй головню и смотри…
Головня вспыхнула, озарив низко нависшие своды, и Бёдвильд
увидела крылья.
Они стояли в пещере, прислонённые к дальней стене…
Вплетенные в тончайшую сеть, сияли белизной лебединые перья. Бёдвильд потрогала
серебристую паутину и с удивлением почувствовала пальцами металл. А казалось –
урони, и это кружево не упадет со звоном, а опустится плавно, как невесомая
заморская ткань…
Волюнд сказал ей:
– Ещё одно звено из моих кандалов.
Бёдвильд вновь посмотрела на крылья:
– Но как же ты взлетишь?
Он усмехнулся:
– Есть птицы, которые, как я, с трудом ходят по земле.
Они бросаются со скалы, и крылья подхватывают их в падении…
И продолжал, помолчав:
– Ты сядешь в лодку и отправишься в море, к тем скалам,
что стоят вместе, словно три обнявшихся брата. Я прилечу туда за тобой, когда
доделаю второе крыло.
Зелёная вода с шипением распадалась перед носом маленькой
лодки. Свежий ветер наполнял заплатанный парус, сшитый из старого плаща. И
молодое солнце, только что вставшее по другую сторону моря, расстилало свои
лучи над самыми гребнями волн. И Бёдвильд прикрывала ладонью глаза, оглядываясь
назад, в сторону острова Севарстёд…
Волюнд проводил её до тропинки, что вела вниз. Сошёл бы и к
самой воде, но Бёдвильд его не пустила. Я стану волноваться за тебя, сказала
она ему, и он не пошёл. Только спросил, не возьмет ли она безрукавку – ведь на
воде будет холодно… Бёдвильд отказалась.
Волюнд неподвижно стоял на своей скале, глядя ей вслед. Пока
окончательно не слился с чёрным гранитом…
А потом расстояние сделало остров похожим на тучу, уснувшую
возле солнечного горизонта, и Бёдвильд перестала оборачиваться. Скалы Три Брата
уже росли впереди, когда ей почудился плеск, доносившийся откуда-то сзади.
Она оглянулась.
Она не испытала бы большего страха, если бы великан Севарстёд
вдруг разогнул свои каменные колени и зашагал по воде следом за ней. Распустив
широкое расписное ветрило, её быстро настигала большая крутобокая лодка, та
самая, которую она не надеялась похитить из корабельного сарая. А из лодки
смотрели братья, Хлёд и Эскхере. И держали наготове два длинных багра.
Бёдвильд выросла у моря и знала – спастись не удастся.
– Братья!.. – крикнула она, напрягая голос. –
Хлёд и Эскхере! Оставьте меня, не гонитесь!..
– Дочь рабыни! – донёс до неё ветер. – Мы
наставим тебе синяков, если ты ещё раз назовёшь себя нашей сестрой!
Бёдвильд в последний раз посмотрела туда, где хмурились под
солнцем гранитные утёсы острова Севарстёд. Только одно она могла сделать, пока
лодка с близнецами не подошла слишком близко. Волюнд никого не найдет на скалах
Три Брата. Но, может быть, чайки расскажут ему, где её теперь искать…
