Хельги похвалил:
– Хорошее имя.
Звениславка подумала и добавила, невольно улыбнувшись:
– А кто не любит, Щурилой зовёт. Рубец у него на
лице-то… Вот и щурится, когда обозлят.
– Шрам на лице не портит воина, – сказал
Хельги. – Потому что у трусов не бывает шрамов на лице. Твой конунг
красивее, чем Халльгрим?
Звениславка долго молчала, прежде чем ответить:
– Такой же… только черноволосый.
– Стало быть, твой конунг некрасив, – проворчал
Виглафссон. – Черноволосый не может быть красивым, даже если он смел.
Звениславка ответила совсем тихо:
– Нету краше.
Хельги сбросил её руку с колена и вспылил:
– Убирайся отсюда! Ты будешь сидеть вместе с рабынями,
потому что ты беседуешь с Иллуги охотнее, чем со мной!
Звениславка испуганно подхватилась с места, отскочила прочь.
Хельги поднял голову – ну ни дать ни взять сокол, накрытый кожаным колпачком.
– Ас-стейнн-ки!
– Здесь я, Виглавич.
– Подойди сюда. Сядь…
Когда Эрлинг приехал в Сэхейм и сошёл с корабля, Халльгрим
немало удивился, увидев, что младший брат привёз с собой жену и маленьких
сыновей. Этого Эрлинг никогда прежде не делал. Халльгрим спросил его без
обиняков:
– Что случилось, брат?
Эрлингу явно не хотелось портить ему праздник.
– Думаю, безделица, Халли. Есть у меня раб по имени
Рагнар сын Иллуги, да ты его знаешь…
Халльгрим заметил с неодобрением:
– Малоподходящее имя для раба… Почему ты позволяешь ему
так себя называть?
Эрлинг пожал плечами:
– Приходится позволять, потому что он задира, каких и среди
свободных немного найдётся. Так вот этот Рагнар поссорился с рабом Рунольва, и
они подрались. Того раба я знаю давно, поскольку он любит ходить ко мне во двор
и мы с ним разговариваем. Он англ и из хорошего рода, а зовут его Адальстейном.
Вчера он пришёл опять и рассказал, будто Рунольв всем жалуется на меня и на
моих дерзких рабов и говорит, что давно уже ждёт от меня беды.
– Лгун он, твой Адальстейн, – проворчал Халльгрим
угрюмо.
– Может быть, и так, – сказал Эрлинг. – Но на
него это мало похоже. Адальстейн рассказал ещё о том, что он решил убежать от
Рунольва и остаться жить у меня. Я велел ему идти домой, но он не пошёл. Тогда
я послал к Рунольву человека, с тем чтобы он переговорил с ним и предложил виру
за раба. Это было вчера, но тот человек не вернулся.
Пока он говорил, к ним подошёл Хельги. Средний сын Ворона
выслушал Эрлинга и усмехнулся:
– Стало быть, не вышло у тебя поиграть сразу двумя
щитами, Приёмыш. А уж как ты старался.
В другое время Халльгрим прикрикнул бы на него за такие
слова. Но тут только поскрёб ногтем усы и заметил:
– Ты потому и привёз с собой столько народу, что твой
двор больше не кажется тебе безопасным.
Эрлинг кивнул:
– Это так, и я велел рабам вооружиться. Но я бы хотел,
чтобы дело кончилось миром.
Хельги двинулся прочь и уже на ходу насмешливо бросил:
– А я не очень-то на это надеюсь! Вы с Рунольвом
последнее время неразлучны: куда ты, туда следом и он!
Тогда-то подала голос зеленоокая Гуннхильд, молча стоявшая
подле мужа.
– Ты, Хельги, выгнал бы нас вон, если бы был волен решать.
Может быть, тогда Рунольв не стал бы вас трогать!
Хельги обернулся… Халльгрим помешал ему поссориться с
братом, сказав:
– Тебя называют разумной, Гуннхильд. Однако иногда
следует и помолчать!
В день, назначенный для пира, в ворота Сэхейма постучался
всадник из Торсхова…
А на плече у него висел щит, выкрашенный белой краской в
знак добрых намерений и мира.
Всадник слез с седла и сказал:
– Меня прислал Рунольв хёвдинг сын Рауда. Где Халльгрим
Виглафссон?
Халльгрим уже шагнул к нему через двор, отряхивая
руки, – он как раз советовался с пастухами, отбирая скот для забоя.
Рунольвов человек передвинул щит за спину.
– Наш хёвдинг гостил у тебя нынешним летом, когда ты
хоронил свою мать. Рунольв сын Рауда хочет отплатить тебе за гостеприимство и
думает, что навряд ли ты побоишься приехать к нему сам-третей, как он тогда.
Это было бы несправедливо!
Халльгрим остановился, заложил пальцы за ремень… Ничего
подобного он не ждал, но показывать это не годилось. Он сказал:
– Мудро поступает Рунольв Скальд, если вражда и впрямь
ему надоела… Вот только зря он не напомнил тебе, что в чужом дворе не
заговаривают о делах сразу. Иди в дом, отдохни и поешь!
Сигурд Олавссон повёл чужака с собой. Тот пошёл озираясь и
явно ожидая подвоха… Олав Можжевельник проводил его глазами и сказал:
– Или я плохо знаю Рунольва, или незачем тебе ехать
туда, Виглафссон.
Халльгрим покачал головой и ответил как о деле решённом:
– Я поеду.
Олав упрямо повторил:
– Незачем тебе к нему ездить.
Халльгрим улыбнулся, что бывало нечасто.
– Рунольву не удастся назвать меня трусом. Кто со мной?
Вокруг стояли почти все его люди: сбежались кто откуда,
прослышав о гонце.
– Я, хёвдинг! Возьми меня!
Счастлив вождь, за которым одинаково охотно идут на пир и на
смерть. Он выбрал двоих… Гудрёда, среднего сына Олава кормщика. И ещё парня по
имени Гисли. Оба были рослые и крепкие и вдобавок хороши собой. Для воина тоже
не последнее дело.
Потом велел седлать своего коня.
13
Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так
заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными
покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?
Воздух был почти совсем тих. Только откуда-то из глубины
фиорда понемногу начинало тянуть ледяным сквознячком. Стылый ветерок проникал
под одежду, заставлял поёживаться в седле. Вот потому-то Халльгрим всю жизнь
предпочитал ходить пешком, а ещё лучше – грести на корабле. Пеший и тем более у
весла не замерзнешь. Да и доберёшься, пожалуй, быстрее, чем на лошади по этой
тропе… Другое дело, пешком в гости мало кто ходит. И тем более вождь к вождю!
А ветерок – Халльгрим знал, что предвещал этот ветерок.
Может быть, даже нынче к вечеру разразится свирепая буря. Такая, что не хуже
вражеских мечей оборвёт с воинов леса вышитые нарядные плащи… А иные деревья и
вовсе лягут корнями наружу, сражённые в неравном бою…
