Наконец Волюнд очнулся. Открыл глаза. Увидел над собой
заплаканное, любимое лицо. И улыбнулся. Он сказал:
– Бёдвильд… А я уже думал, что больше тебя не увижу.
Теперь мне незачем умирать.
Бёдвильд обнимала его, плача и смеясь. Волюнд сказал:
– Я не умру. Пока тебя не было, приезжал Один… Он
говорил со мной. И я так понял его, что он мной недоволен и моя душа ему пока
не нужна…
Потом он обратился к Сакси. Он сказал:
– Тебе следует знать. Я сражался с твоим отцом. Я
оставил его в хижине. Сходи к нему, если хочешь.
Бёдвильд кивнула.
– Сходи, братец…
А сердце так и замерло у неё в груди при этих словах.
Сакси убежал и вернулся, проворный, как золотистая белка,
снующая в сосновых ветвях. Он сказал:
– Отец наш сидит в хижине, прикованный за ногу цепью.
И снова смотрел вперёд зоркоглазый Готторм, устроившись, как
прилично храброму, на носу корабля. А Сакси сын Нидуда конунга, пренебрегая
кормовым сиденьем, стоя держал руль. А Волюнд лежал на дне лодки, укрытый от
холода остатками крыльев, и его голова покоилась на коленях у Бёдвильд. Он
крепко спал, потому что силы его оставили. И сидела над ним одна-единственная,
первая и последняя его любовь. И это было для него самым лучшим лекарством и
прекраснейшим из снов, являющихся наяву.
Солнце готовилось скрыться из глаз, чтобы жители срединного
мира отдохнули от блеска его лучей, а звери, промышляющие в ночи, смогли добыть
себе пищу. И ветер, по-прежнему сильный, гнался за ним с послушной сворой
облаков, рыже-серых, как стая волков, бегущая мимо костра…
Готторм вдруг сказал, указывая вперед:
– Паруса!
– Где? – спросил Сакси, недовольный, что не сумел
первым их разглядеть. Потом присмотрелся: – Это боевые корабли! Четыре корабля,
и правят сюда!..
Он отдал команду и повернул рулевое весло, надеясь
спрятаться за островами. Четыре корабля, как один, повернули следом за лодкой.
– Мы зря сделали это! – сказал Сакси. – Они
решили, будто мы их испугались!
Бёдвильд молчала.
Сын Нидуда конунга хорошо знал, что добра от подобной
встречи ждать не приходилось; однако его решимости это не сломило. Он приказал:
– Роняй парус, Готторм ярл! Пусть видят – мы не бежим!
Закатное солнце поджигало полосатые полотнища ветрил.
Стремительно мчались над волнами узкие чёрные корабли, похожие на
распластавшихся в беге коней. И вот они уже вплотную приблизились к лодке и
закачались вокруг, нависая над нею оскаленными пастями чудовищ, украшавших
носы.
Гордо выпрямившись на корме, Сакси оглядывал незнакомые,
усатые, скуластые лица, гривы волос, мокрых от брызг… Потом крикнул:
– Если вы с миром, так ступайте себе мимо! А если вы
враги, так знайте, что без боя нас не взять!
С кораблей раздался одобрительный смех. Кто-то сказал:
– И сразиться бы, да боязно промахнуться по тебе,
храбрец, уж очень ты мал! А что, будто не случалось тебе ни от кого убегать?..
Присутствие Готторма не дало Сакси слукавить. И он ответил,
уязвленный в самое сердце:
– За это не поручусь, но от тебя-то я ни разу не
бегал!..
Ещё громче засмеялись на кораблях.
На одном из них, на том, что был длиннее и больше всех
остальных, стоял возле борта сам вождь. Темно-синими были его глаза, а волосы
напоминали по цвету рыжий корень сосны, щедро запорошенный снегом. Улыбаясь,
слушал он маленького Сакси.
А потом обратился, минуя его, прямо к Бёдвильд, смотревшей
на него из лодки. Он сказал:
– Красавица! Мы не тронем ни тебя, ни этого человека в
лебедином плаще. Скажи только, не видала ли ты кого-нибудь в здешних местах,
кто был бы, как брат на братьев, похож вот на этих парней?..
И он указал ей на двух ясноглазых молодых великанов,
стоявших на палубах соседних лодий.
– Видела, – ответила Бёдвильд тихо.
И мгновенная тишина повисла над морем – только волны
перекликались возле бортов.
– Где же он? – спросил Торгрим конунг. Бёдвильд
без колебаний откинула прошитую перьями сеть:
– Вот он…
А Волюнд спал.
1980
Девять миров (скандинавские мифы)
…Пусть вникают в эту книгу, дабы набраться мудрости и
позабавиться. Нельзя забывать этих сказаний или называть их ложью.
Снорри Стурлусон. «Язык поэзии»
Два брата и скрывший лицо
[2]Осеннее море с грохотом сотрясало гранитные скалы. Ветер
подхватывал брызги и нёс в глубь страны, над ущелиями фиордов, над каменными
перевалами, мимо снеговых шапок вершин. И даже орлы, гнездившиеся на
неприступных утёсах, с трудом могли разглядеть далеко в море маленькую рыбацкую
лодку.
Шторм давно сломал мачту, сорвал парус и утащил куда-то в
низкие тучи. Двое мореходов сперва пытались грести, но тяжёлые волны
выхватывали вёсла из рук, да и силы кончились быстро – ведь старшему из гребцов
едва минуло десять зим, а младшему и того менее – восемь. Это были Агнар и
Гейррёд, сыновья Храудунга, одного из самых знаменитых вождей Северных Стран.
Буря уносила их лодку от родного берега прочь. Братья едва успевали вычерпывать
холодную воду, хлеставшую через борта.
– Держись, Гейррёд! – крикнул старший брат
младшему. – Мы же викинги! Дымные очаги и тёплые постели – это не для
мужчин!
Агнар был доброго и весёлого нрава: все ждали, что он
сделается хорошим вождём, справедливым и щедрым. Отцовские воины охотно пойдут
за ним, когда он подрастёт.
Гейррёд отвечал:
– Пусть другие плачут или просят пощады.
Судьба младшего сына – всё в жизни добывать самому, и
богатство, и славу, и преданную дружину. Что ж, Гейррёд обещал стать
замечательным воином. Кровавое Копьё – вот что значило его имя.
Двое промокших мальчишек упрямо сражались с волнами,
чувствуя, как понемногу стынет кровь в жилах, как ледяной ветер высасывает
последние силы… Они были сыновьями вождя. Они хотели стать викингами. Они не
привыкли сдаваться.
Наконец, уже в ночной тьме, впереди заревел прибой,
ощерились белые буруны. Братья отчаянно вцепились в обледенелые борта,
предчувствуя гибель. Но вот диво: откуда-то из темноты вдруг громко закаркали
два ворона, и вздыбившаяся волна подхватила лодку, пронесла над оскаленными
клыками камней и вышвырнула на незнакомую сушу. Обоим показалось, что это была
не простая волна. Поспешно выскочили сыновья Храудунга на скрипучий песок и –
новое диво – тотчас встретили старика.
