– Так я и знал, что ты заступишься за своего
трэля! – зарычал Бьёрн.
Эрлинг смотрел на него холодно. Потом он спросил:
– А хочешь, я сам выпрыгну в воду? Тогда никто тебе не
помешает колотить раба вместо того, чтобы гнаться за Рунольвом…
Бьёрн, вынужденный проглотить свою ярость, с удвоенной силой
налёг на весло, и весло затрещало. Эрлинг подозвал обоих рабов и сказал:
– Оружия у меня для вас нет. Добудете его сами… А если
поведёте себя храбро, обоих освобожу.
С берега, из Сэхейма, видели два корабля, прошедших друг за
другом – в сторону моря… Первым летел под красным парусом корабль Рунольва
Раудссона. И его хорошо разглядели со двора. Даже слишком хорошо.
Видга, правда, всё поглядывал на кнарр. Кнарр строился для
моря, и, наверное, выдержал бы бурю. Но не на нём гоняться за боевыми
кораблями, и это все понимали.
Видга не хуже прочих видел форштевень пёстрого корабля…
Однако он всё-таки не позабыл рассказать про Скегги, оставшегося в лесу. Тогда
Хельги позвал двоих старых рабов – старики всё равно не пригодятся для боя – и
велел им ехать на поиски, потому что начинало темнеть. Ветер за стенами выл и
стонал, и было слышно, как за оградой с треском валились деревья.
Рабы встретили Скегги на середине дороги из Торсхова, уже
под дождем. Он из последних сил ковылял по тропе, промокший, синий от холода.
Его взяли на седло и повезли домой. Скегги судорожно прижимался к бородатому
рабу и плакал взахлёб, потом уснул прямо на коне. У него хватило мужества
подобраться к самому забору Торсхова, и он видел, как вешали Олавссона.
Под утро из-за сторожевых скал фиорда стал доноситься
глухой, зловещий рёв. Это, сотрясая гранитные кручи, грохотали волны высотой в
четыре человеческих роста…
16
Ветер дул всю ночь до утра, не собираясь стихать. Даже тучи
не всегда выдерживали его напор и рвались. Море и небо были одинаково черны, но
порой в разрывах туч проглядывала луна – и тогда по гребням волн принимались
шагать огромные бесформенные тени. И с кораблей видели друг друга.
Два драккара оказались одинаково легки на ходу. И шли
вровень, показывая один другому борта. По-прежнему на расстоянии в несколько
полётов стрелы. Будет рассвет, и они сойдутся поближе.
Вёсла ещё вчера убрали внутрь и сложили вдоль палуб,
тщательно привязав. Они славно потрудятся – но не теперь, когда море того и
гляди выхватит их из рук. А паруса были спущены до середины мачт и подвязаны
снизу короткими крепкими верёвками. Чтобы не разорвало. Добрые паруса – один
красный, другой полосатый…
Под утро Бьёрн Олавссон увидел в тучах валькирий. Девять дев
мчались куда-то на взмыленных жеребцах, и всех краше была та, что скакала
впереди. Дочь какого-нибудь конунга, рассудил Бьёрн. Или сестра! Весь корабль,
задрав головы, смотрел в тёмное небо. Но валькирии показали себя не каждому.
Тогда люди решили, что Бьёрна ждало особенное везение в бою.
– А ещё теперь я думаю, что мы не потонем, –
сказал погодя Эрлинг Виглафссон. – Ни мы, ни Рунольв.
Потом начало светать. Поздняя заря будто нехотя разгорелась
над морем, обещая короткий неприветливый день. Когда тучи налились мертвенной
синевой и стали видны ходившие по морю холмы, Эрлинг поднялся со скамьи и
прошёл по всему кораблю – с кормы на нос и назад.
Место вождя – на носу. И не дело забывать про обычай. Однако
превыше обычая бывает мудрый совет, и потому-то Эрлинг провёл всю ночь на корме
и не собирался её покидать, разве что для рукопашной. На корме был старый Олав…
Люди сидели по своим местам, крепко привязавшись от
случайной волны. Водяные горы догоняли и обгоняли корабль, над палубой свистел
сырой ветер. Драконий нос то высоко вздымался над водой, то с шумом обрушивался
вниз. Тогда над бортами, дымясь, вырастали прозрачные стены. И замирали на
мгновение, прежде чем рухнуть. И негде было спрятаться, нечем укрыться.
Около мачты чернело отверстие трюмного лаза. Там без отдыха
сновали распухшие, красные руки. Передавали сидевшим деревянные вёдра и
принимали их опорожненными. Рагнар и Этельстан… Им в эту ночь пришлось
потрудиться больше других.
Эрлинг посмотрел на лица. Мокрые, серые от усталости,
просолённые, со стянутой холодом кожей. Люди смотрели на Эрлинга. Они пойдут за
ним в бой… И тогда пускай все морские тролли спешат на выручку Рунольву и его
молодцам, потому что придётся им нелегко!
Почти всю ночь Рунольв сам вёл корабль, зная, что тот
слушался его руки охотней всего. Рунольв Раудссон верил в свою силу и радовался
шторму, как радуются вызову на единоборство. Он был своим в этом пиршестве
бури. И пил бешеное дыхание ветра, словно хмельное питьё. Скальд в нём рождал
стихотворные строки – люди слышали то голос, боровшийся с рёвом волн, то
яростный смех. Любой другой давно свалился бы от изнеможения, но не Рунольв. Он
и в бою будет таким же неудержимым, их Рунольв Скальд. Сам похожий на штормовую
волну – и не будет удачи вставшему на пути!
Счастлив, кому судьба даёт такого вождя.
На рассвете он подозвал к себе Эйнара и послал посмотреть,
жив ли ещё пленник. Эйнар взобрался на борт и бесстрашно повис на снастях.
Холодная лапа моря сразу же схватила его и едва не уволокла, но он сумел
удержаться. Потом вернулся к Рунольву и коротко сообщил:
– Он пошевелился, когда я ткнул его копьём.
– Ещё не подох, – удовлетворённо проворчал
Рунольв, закладывая за ухо мокрую прядь. – А долго живёт этот Виглафссон!
Когда рассвело окончательно, он позволил сменить себя у руля
и пошёл посмотреть сам.
Халльгрим то уходил в воду с головой, то взлетал на высоту в
полтора человеческих роста… Только пена со змеиным шипением стекала по смолёным
доскам. Рунольв окликнул его:
– Хорошо ли спалось, Халльгрим хёвдинг?
Сперва ему показалось, будто сын Ворона не услышал. Но вот
поникшая голова медленно приподнялась… Повернуть её Халльгрим не сумел и уронил
снова.
Рунольв спрыгнул на палубу и внимательно оглядел небо,
прикидывая, не пора ли становиться вполветра…
– Я не особенно опытный вождь, – сказал Олаву
Эрлинг Приёмыш. – Что бы ты мне посоветовал?
Бороду Можжевельника трепал яростный ветер, но узловатые
руки на рукояти правила были спокойны. Спокойным был и ответ:
– Шторм скоро немного притихнет… Надо бы нам встать
вполветра и взглянуть, что там у них.
Эрлинг покосился на него и подумал, что лучше было бы
Рунольву отпустить Гудрёда живым… Теперь этот старый седой волк будет до конца
бежать за добычей. И не потеряет следа. И сомкнет-таки ещё не слишком
притупившиеся клыки…
А Олав помолчал и добавил:
– Если захочешь заставить Рунольва что-нибудь сделать,
устрой так, чтобы ему пришлось показать тебе корму.
